Nirvana: Правдивая история - читать онлайн книгу. Автор: Эверет Тру cтр.№ 150

«Я слишком много и над слишком многим работала, чтобы меня могла погубить некомпетентность развращенной элиты, – продолжала она. – Большинство из нас не является ни богатыми, ни развращенными, не пьет элитный кофе с соевым молоком и не выдумывает ежедневно манифесты для кучки избранных. Большинство из нас считают себя некрасивыми и одинокими, а хотят быть симпатичными. Возможно, кто-то из нас мечтает о красоте, потому что она была и будет силой. Кому-то, вероятно, хочется нравиться себе, иметь детей и даже смириться с миром и Патриархальной Империей – за ее-то деньги».

Достаточно. В предыдущем абзаце Кортни говорит не о красоте, а о социализации. Той «красоты», которой она оперирует, не существует, потому что это ложная ценность, которую налагает на индивидуума неустойчивое общество. Единственная «красота», которая подлинно существует, находится внутри. Так что, «красота всегда будет силой»? В таком случае путь вперед – это самосовершенствование, а не движение навстречу стереотипам. Почему бы не стремиться быть информированной, разумной, забавной, мудрой, милой, хитрой… другими словами, богиней, Кортни?

Или так важно купить себе новый нос?

9 апреля «Nirvana» провела благотворительный концерт для жертв насилия в Боснии в Сан-Франциско, в похожем на пещеру «Cow Palace». Также участвовали «The Breeders», «L7» и «Disposable Heroes Of Hiphoprisy» ^[341]. (В это время Крист вернулся к первоначальному написанию своего имени.) Помню, как мы с Ким Дил и Джо Уиггсом из «The Breeders» сидели среди всех этих пижонов и смотрели на Курта; играла болезненно едкая «All Apologies».

Курт выглядел таким хрупким, таким уязвимым – крупинка человечности в поколении зевак, фанатов, усталых циников, чистеньких девиц из группы поддержки – без татуировок, в облегающей спортивной одежде. У двери Шелли Новоселич раздавала брошюрки, чтобы дать людям понять, зачем они пришли сюда. Тщетно! Зрители оказались здесь лишь по указке MTV. Но всегда лучше пытаться, чем смириться: возможно, один-два человека все же, уходя, подумали о боснийском кризисе, потому что об этом попросили их любимые звезды. Не исключаю. В конце концов, разве Клинтон пришел к власти не благодаря кампании MTV «Голосует рок» ^[342]?

Вернемся на несколько лет назад, – писал я в своем обзоре. – Рок как новая и тем самым творческая форма уже мертв. Я смягчу это утверждение. Рок мертв в том виде, в каком он создан мужчинами. Женщины? Тут, думаю, есть некий потенциал. Рок-музыке уже некуда двигаться, не нужно пересекать никаких границ, она слишком слилась с обществом, стала неотличимой от него. Многие годы рок был уделом немногих – как джаз, как соул…

Так что остановимся на той теории, что «Smells Like Teen Spirit» «Nirvana» стала лебединой песней некогда живой формы искусства, на чем и успокоимся. (Хотя «In Bloom» все равно гораздо лучше.) Но если рок мертв и убили его они, то почему я до сих пор люблю «Nirvana»? За бесплатную выпивку? За всеобщее признание? За неограниченный доступ на стадионные концерты вроде этого? За взятку?

Нет. «Nirvana» слишком глубоко сидит во мне, чтобы я мог строить какие-либо теории. Единственное возможное объяснение здесь такое: они играют ту музыку, на которой я вырос и которую буду любить всегда. Я люблю «Nirvana» за «Rape Me», которой сегодня открылась программа, песню такую же больную и изматывающую, как любой соул О. В. Райта. Я люблю их за то, что они дали этот концерт (всего шестой со времен Рединга), и за человечность, лежащую в его основе… Да, за гуманность – а это отличная причина, чтобы любить какую-либо группу. Это же объясняет и «Sebadoh», и «The Pastels».

Я люблю «Nirvana» за бесподобное обращение Курта с поп-мелодией. В каком-то смысле новый альбом звучит как «R.E.M.» в акустическом концерте MTV ^[343]. Упаси боже – я не сравниваю эту команду обреченных на забвение сентиментальных динозавров с такими сверкающими поп-звездами, как «Nirvana», но на обеих записях одна и та же сухость, естественность и неприкрашенное качество. Но сухость здесь вызвана не отсутствием эмоций.

За что их любить? За их выходы на бис, которые бывают длиннее самого выступления, за такие песни, как «Breed», «Territorial Pissings» и «Floyd The Barber», которые по-прежнему гремят, как когда-то. За то, что они не играют «In Bloom» и «Polly», хотя на этих двух песнях наверняка все бы подняли зажигалки и стали прихлопывать в такт, но при этом продолжают играть «Lithium» и «Teen Spirit», потому что иначе их выступление было бы сочтено ребячески грубым. За то, что у них в резерве еще 20 песен, и притом столь же заунывных и утонченных, как и все вышеперечисленные.

После концерта я поехал в съемную квартиру Курта и Кортни, по дороге сочиняя с Куртом странную статью о стадионных концертах и о том, как там могут побить охранники. Он надиктовывал мне один-два абзаца, потом я уточнял, каковы, на мой вкус, новые песни «Nirvana»: «Они такие же печальные и побитые жизнью, как любая вещь с опустошающего дебютного альбома „Madder Rose“ ^[344], такие же сырые и трепещущие, как любая живая запись Дэниела Джонстона». Хотя я, конечно, ничего такого вслух не говорил; скорее всего, оба мы зевали и потягивались, а Кортни сидела у камина и читала какую-то феминистскую литературу. Как только я закончил писать обещанные 3000 слов на машинке супружеской пары, все мы пошли спать. Мы очень устали.

Дополнение: Кали Де Витт

– И вот идет время, я тусуюсь в Лос-Анджелесе, сижу на наркотиках и хочу как-то сменить стиль жизни. Кортни продолжает давить на меня, чтобы я пошел к ним на работу и жить. Она говорит: «Ну давай хоть на пару месяцев». И добавляет: «В „Cow Palace“ будет концерт, там и встретимся».

Меня самолетом отвозят в Сан-Франциско, чтобы мы встретились на концерте. Шоу оказалось отличное, настроение у меня тоже. Я был вне себя от радости. Оттуда мы поехали Сиэтл. И вот совершенно неожиданно я официально стал няней. До начала работы я не понимал, что это такое. Когда я пришел в номер, Фрэнсис посадили мне на колени, чтобы узнать, как я ей нравлюсь. Я ей вполне понравился; мы хорошо ладили. И с тех пор я проводил много времени с ребенком на руках. Дорога в Сиэтл получилась долгой – Кортни все время останавливалась и закупалась в антикварных магазинах. Оба они все еще кололи себе бупренорфин. Это меня беспокоило. Не то чтобы я не видел ничего страшнее, но когда человек сидит в машине рядом с тобой и колется бупренорфином в ногу… Я ничего не сказал. Да и с чего бы? Я не того типа человек. Все говорят: «Надо было что-то сказать», – но подождите-ка. В такой ситуации оказываешься именно потому, что ты из тех людей, которые никогда ничего не скажут.