Конечные и бесконечные игры - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Карс cтр.№ 26

Этот пример показывает, что невозможно властвовать над природой, но наши попытки скрывают наше желание управлять друг другом. Здесь возникает вопрос, что произойдет в культурном плане, если мы откажемся от стратегии проявления силы по отношению к природе?

Мы можем охарактеризовать альтернативные взгляды на природу следующим образом: наше восприятие природы как враждебного Другого, чьи действия способны причинить вред нашим интересам, привело нас к созданию «машин», в то время как результатом обучения тому, чтобы себя дисциплинировать и помещать внутри себя самые глубокие, но распознаваемые природные образцы, стал «сад».

Термин «машины» употребляется в широком смысле как технологии – способ привлечения внимания к их механической рациональности. Технологические устройства вначале возникают в воображении одаренных инженеров и ученых, и это удивительно, однако сами технологии больше не воспринимаются нами как особые. Но бомба настолько механистична, насколько неандертальская вага – каждый из этих инструментов измеряет причинные и следственные влияния.

«Сад» – не ограниченный забором участок рядом с домом или на окраине города. Но в нашем понятии «сад» находится внутри. Место роста, максимальной стихийности. Заниматься садом в глубинном смысле – это не хобби, не увлечение, это работа по созданию культуры, которая будет способна реагировать на любые изменения в природе. «Садоводы» очень внимательны к самым глубинным природным последовательностям, законам, по которым она живет, но знают, что большая часть таких закономерностей никогда не будет им доступна. «Садоводство» – это горизонтальная деятельность.

«Машины» и «сад» не полностью противоположны друг другу. Технологии могут быть частью сада так же, как и конечные игры могут быть сыграны внутри бесконечной игры. Вопрос не в том, чтобы оградить «машины» от «сада», а в том, не угрожают ли эти две сущности интересам друг друга. Мы знаем, что садоводство с использованием техники более производительно, однако, если лучше присмотреться, такое сочетание в большей степени использует природу, чем стимулирует ее развитие.

81

Самое заметное различие между машинным миром и садом состоит в том, что одна сторона существует благодаря силам извне, другая же – посредством энергии, зарождающейся внутри себя.

Несомненно, есть суперсложные машины, например, космические корабли, способные поддерживать свое состояние, параллельно выполняя предписанные сложные функции с отменным качеством, на протяжении месяцев. Но никакая машина, изобретенная на данный момент, не обладает источником возникновения чего-либо незаложенного в ее функционал, чего-то неожиданного и спонтанного. Машина конструируется, ее заправляют, ее обслуживают.

Несомненно, в садоводстве мы можем использовать такое количество химикатов и технических приспособлений, что будем «выращивать» еду, «производить» ее. Но это только наше мнение. Все еще не найден способ, как можно стимулировать натуральный рост продуктов изнутри самой природы. Применение удобрений, разного рода веществ не зарождает рост, а принуждает его возникать, – а рост может быть только естественным. Нельзя произвести и сконструировать растение. Конечно же мы «заправляем» природный рост тем, что обеспечиваем плодородную почву, необходимые минералы и питательные вещества, но растение должно потребить и использовать это топливо само, силой своей жизнеспособности. Машина зависит от своего создателя, обслуживающего персонала, поставок топлива и его потребления. У машины нет ни малейшего следа существования спонтанности или жизненной энергии. Жизненную силу нельзя дать, ее можно только найти.

82

У природы нет внешнего проявления, однако нет и внутреннего. Она не делит сама себя на части, поэтому не может выступать ни за, ни против себя. Она неспособна на внутреннее противостояние живого и неживого внутри нее, на большую или меньшую естественность. Например, использование сельскохозяйственных ядов конечно же убьет те организмы, против которых они используются, но такое воздействие негативно повлияет на способность природы зарождать неожиданное. Такое действие не будет противоестественным, природа из-за него не меняется. Единственное изменение состоит в том, что нам приходится переучиваться, чтобы соблюдать природный порядок.

Наша свобода по отношению к природе состоит не в том, что мы можем ее менять, у нас нет власти над природными феноменами. Мы можем менять себя. Мы абсолютно свободны создавать такую культуру, которая объяснит, что жизненные силы нельзя принудить к появлению или дать кому-то, их можно только обнаружить. С теми образцами, по которым в природе зарождается спонтанность, нужно не просто считаться, их необходимо уважать.

Хотя «природный порядок» или «естественный порядок» – это распространенное понятие, в нем есть что-то большее, чем то, как мы его понимаем. Это не порядок в природе, а та минимальная доля спонтанности, на которую способна природа и с которой мы можем столкнуться. У природы нет внешнего, нет внутреннего, она не может выступать оппонентом сама себе, ее невозможно двигать неестественным влиянием, у нее нет порядка в нашем понимании, и она абсолютно безразлична ко всему, что связано с культурой.

Ее развитие зарождается внутри, она является сама собой. Ее источники отличаются от наших стимулов к движению. Природа не хаотична, если в ней нет порядка. Хаос и порядок описывают восприятие природы культурой – тот уровень, на котором природная способность к зарождению спонтанности совпадает с проявлением культурного самоконтроля. Ураган, или чума, или перенаселенность земли будут считаться хаотичными для тех, чьи культурные ожидания пострадали от этих катастроф, и упорядоченными для тех, чьи ожидания укрепились благодаря произошедшим катаклизмам.

83

Парадокс нашего восприятия природы состоит в том, что чем больше культура уважает безразличие природы ко всему, тем более творчески она будет порождать спонтанность в ответ. Чем чаще мы будем напоминать себе, что мы не можем оказать неестественное влияние на природу, тем больше наша культура будет использовать свою свободу, чтобы в ней появлялись неожиданности и непредсказуемые повороты событий.

Человеческая свобода – это не свобода над природой, это свобода быть естественным, иными словами, отвечать на спонтанности природы своей собственной спонтанностью. Мы свободны проявлять свою естественность, но мы свободны не по своей природе, а благодаря культуре, благодаря истории.

Наше отношение к природе противоречиво, и чем более решительно мы пытаемся прийти к согласию с нашими собственными проявлениями, тем мы более подвержены ее безразличию, и тем более уязвимыми мы становимся для ее незримых сил. Чем больше силы мы проявляем по отношению к природе, тем более беспомощными мы оказываемся перед ней. Нам нужен только месяц, чтобы вырубить тропические леса, которые создавались природой десятки тысяч лет, но нам не справиться с восстановлением пустыни, которая возникнет на его месте. Эта пустыня, несомненно, не менее естественна, чем лес.