Парадоксы творца напрямую приводят нас непосредственно к динамике открытой взаимности, потому что если вы являетесь творцом того, что вы мне говорите, я – творец того, что я слышу в том, что вы говорите. То, что вы подлинно говорите, я могу слышать только подлинно.
Когда звук сходит с ваших губ, я впитываю звук в свое ухо. Каждый из нас передал другому то, что было передано в обратную сторону.
Но это не значит, что беседа бессмысленна. Наоборот, это беседа, порождающая беседу. Когда от творца слов отказываются, слова становятся не подлинными, а повторяющимися. Повторять слова – даже наши собственные – значит запирать их в их собственном звуке. Маскированная речь – это речь, которую человек держит таким образом, как будто забыл, что он ее создатель.
Говорить, или действовать, или мыслить подлинно означает стирать границы самого себя. Иными словами, покидать территорию личности. Ум творца не заполнен мыслями, но он является их производителем, а также центром видения.
Этот центр поля зрения, однако, признается таковым, когда мы видим, что поле включает в себя подлинные центры других полей видения.
Я не могу видеть, что вы видите. И это происходит потому, что я не могу видеть, что вы видите, что я вообще могу видеть. Понимание того факта, что вы – неповторимый центр вашего собственного видения, параллельно с открытием того, что я – центр моего.
52
Будучи творцами, которыми мы являемся, мы не смотрим, мы видим.
Смотреть на что-то значит смотреть в границах лимитов этого чего-то. Я смотрю на то, что выделяется на фоне остального. Но у вещей нет своих собственных ограничений. Ничто само себя не ограничивает. Морские чайки, кружащие над невидимыми течениями, кот на моем столе, сирена движущейся где-то далеко «скорой помощи» не различаются на фоне окружающего мира, они и есть окружающий мир. Чтобы на это все смотреть, я должен понимать, что я хочу в них видеть. Я не смотрю на морскую чайку со стороны чайки, летающей рядом, – я просто видел в ней пример для этой книги. Наверное, я решил сказать о них, потому что природа и море не так далеко от меня; я мог просто искать объект для воспроизведения его на холсте или в стихотворении. Смотреть значит искать. То есть ставить ограничения.
«У природы нет набросков. У воображения есть» (У. Блейк).
Если смотреть на что-то, что находится внутри своих ограничений, увидеть можно только сами границы. Каждая новая школа живописи является новой не потому, что содержащееся в ней сейчас игнорировалось кем-то раньше, а потому, что основатели новой школы видели ограничения, созданные прошлыми художниками, которые сами этих ограничений не замечали. Они работали внутри набросков, которые придумали, новые художники же переработали их воображение.
Смотреть – это пространственное действие. Это значит обозревать одну вещь за другой в границах местности – как будто со временем их все можно увидеть. Например, области академического знания являются такими территориями – со временем все в выбранной области становится понятным и определенным – каждая составляющая оказывается на своем месте. К примеру, механика и риторика, в физике можно доказать все, тайны биологии раскрываются просто с удивительной скоростью. И становится сложным найти то, на что еще можно посмотреть.
А когда мы переносим свой взгляд на видение, мы не теряем поверхностного очертания обозреваемого предмета. Видеть – не значит прерывать процесс того, как мы смотрим. Скорее, мы перемещаемся на подлинную территорию, где мы осознаем, что не наше воображение творит в рамках границ области, а границы создают сами себя. Физик, который видит что-то в своей сфере, говорит с нами на языке физики и предлагает увидеть, что те вещи, которые мы вроде как видели, вовсе не вещи. Как только мы узнаем о новых ограничениях от такого специалиста, мы учимся не только искать то, о чем думаем, но также и видеть способы, как мы используем лимиты области. И здесь физика становится «поэзией».
53
Быть творцом самого себя не означает оживлять себя. Как источник происхождения самого себя я не причина самого себя или продукт моего собственного действия. Но также я и не продукт действия кого-либо иного. Мои родители могли хотеть иметь ребенка, но они не могли хотеть меня.
Я – результат того, что происходило в моем прошлом, и изменений моего прошлого. «То, что происходило в моем прошлом» находится в причинной преемственности с прошлым. Такие отношения можно объяснить научным образом: я могу называться результатом точного генетического воздействия. Дата и место моего рождения – производные причинной необходимости, я не принимал участие в решении какого-то из вопросов. Никто иной также не может быть ответственным за такие обстоятельства. Если я понимаю мое рождение по условиям причин и следствий, я принимаю, что его абсолютного начала не существует. Мое рождение не отмечается ничем, кроме произвольной точки в непрерывном процессе. Конечно же здесь нет ничего нового, только типы изменений, присущие всем знакомым законам природы.
Если говорить терминами только причинно-следственной теории, я не могу сказать, что был рожден, я должен сказать, что я возник как этап процесса воспроизведения. Этот процесс – не что иное, как повторение того, что уже существует. С другой стороны, рождение – это прерывание. Оно начинается само в себе, может быть вызвано ничем. Не стоит и говорить: «я был воспроизведен в эту дату и в этом месте». Говорить «Я был рожден» значит принимать, что я – беспричинная точка отсчета в непрерывной сущности, абсолютное начало, не являющееся понятным и объяснимым для разума.
Так как такой феномен, как рождение, ничего не повторяет, он не является результатом прошлого, а только уже приступившей к своему развертыванию драмой. Рождение – это событие, происходящее в непрерывной истории семьи, даже истории культуры. Рождение уникально, и это утверждение доказывается тем, как рождение вносит драматизм в конфликт с театрализованностью в истории культуры и семьи.
С театральной точки зрения мое рождение – это отрепетированное событие. Я рожден как очередной член моей семьи и моей культуры. Ответ на вопрос «кто я» уже был тысячи раз предоставлен в плане своего содержания и характера повествования. С драматичной точки зрения мое рождение – это разрыв этой повторяющейся последовательности, событие, которое должно изменить смысл прошлого. В этом случае, характер повествования определяется тем, кто я. Со стороны драмы, каждое рождение – это рождение творца.
Драма, продолжающаяся в то время, когда я родился, движется к новым возможностям, ведь в ней родился творец! Конечно же рождение – это драма, однако уже заселенная конечными игроками, которые уже стараются забыть, уже играют для того, чтобы не вылетать из игры. Если я рождаюсь и присоединяюсь к культуре семьи, я также становлюсь продуктом и гражданином ее политики. Первый свой раз я переживаю конфликт между театральным и драматическим, я чувствую давление: мне нужно найти отведенную мне роль: старшего сына, любимой дочери, наследника чести семьи, мстителя за потери.