Белый фрегат - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Осояну cтр.№ 75

– Ты прав, – повторяет ~он~.– Я отнял у тебя любимого человека, потому что Лейст меня жалел. Он больше не мог думать только о тебе – в те минуты, когда не думал о работе, – и ему доставляло удовольствие заботиться обо мне, таком несчастном и одиноком. Он ничуть не боялся того, что я могу с ним сделать, кстати говоря. Он не боялся. Наверное, потому, что… по-своему меня полюбил. Количество любви не поддается измерению, но я, несомненно, отнял у него время, которое в ином случае он мог бы потратить на тебя.

– Он~ не просит прощения – два участника и один незримый свидетель сцены одинаково хорошо понимают, что это бессмысленно. ~Он~ просто надеется, что чешуйчатое нечто под этой сияющей оболочкой еще не до конца сожрало ворона, которым беглец был раньше.

– Если бы не ты, – рычит беглец, – Лейст был бы до сих пор жив.

– Сомневаюсь, – мягко возражает ~он~.– Но если тебе удобнее так думать…

– Так ты признаешься?

– В чем? В том, что я феникс?

– В том, что ты его убил.

– В том, что мы с тобой похожи, – продолжает ~он~, словно не расслышав, и невесело улыбается. – Тот день роковым образом изменил нашу жизнь. Этим вечером один человек сказал мне, что меня как будто и не спасали из моря. Выходит, сорок лет назад тебя тоже вышвырнуло прочь с твердой земли? И с той поры носило по волнам?

– Я нашел свой берег, – огрызается беглец. – Стою на нем прямо сейчас.

– И чего ты хочешь?

– Дойти до сути. Твоей сути.

– Он~ вздыхает, расправляет плечи. Погасшие доспехи вспыхивают с новой силой, и черно-алые крылья за его спиной распахиваются. Беглец едва заметно вздрагивает, как будто справившись с желанием сделать шаг назад.

Беспокойство фрегата возвращается. Она не понимает, что сейчас произойдет, но заранее страшится этого – кажется, страшится сильней, чем беглец, из-за которого ~он~ и меняется. Делает то, чего раньше никогда не делал…

– Я покажу тебе свою суть, – говорит феникс. – Она тебе не понравится.

И у ~него~ за спиной появляется вторая пара крыльев. Первые – те, что были распахнуты, – складываются, закрывая голову с длинным клювом и алыми огненными глазами; вторые опускаются, пряча тело, и миг спустя вспыхивает третья пара точно таких же крыльев, которые тоже горят, остывая по краям и усеивая крышу легким пеплом. Воздух гудит вокруг… навигатора? магуса? феникса?.. этого существа, и фрегат внезапно осознает, что связь между ними вновь неумолимо истончается, превращаясь из крепкого каната в шелковую ленту, тонкую нить, волос, паутинку. На этой паутинке повисает весь мир, в ужасе перед тем мгновением, когда все три пары крыльев окажутся распростертыми, потому что уже понятно: они прячут не тело магуса и даже не клювастый лик огненной птицы.

Крылья распахиваются.

Под ними клубится живое пламя, двигаясь по вечному кругу, в котором слабо вырисовываются контуры обода и спиц, а в самом центре, на месте ступицы, зияет дыра, похожая на черный глаз в обрамлении огненных век. То и дело дыры открываются по краям, как будто и там есть глаза, как будто они смотрят откуда-то из иного мира, из иной плоскости – из того места, которое ни человек, ни магус, ни любое другое существо, наделенное разумом, не в силах вообразить, не в силах узреть даже в горячечном бреду. Взгляд этот тяжел, как базальтовое ложе Повелителя Штормов.

И от такой тяжести в беглеце что-то ломается.

Резко выпрямившись, точно ученик перед грозным учителем, он делает шаг навстречу крылатому колесу, а потом запускает правую руку, лучащуюся синим светом, в собственную грудь.

Сжимает пальцы в кулак.

Падает.

Рассыпается в пыль…

Крылья смыкаются, пряча колесо, а потом исчезают, и остается лишь до полусмерти уставший магус в покрытом пылью черном наряде и с зеленым шелковым платком, который пропитался потом и испачкался в саже. Паутинка выдержала, не порвалась. Но пятеро в Росмере, сами не понимая, что с ними происходит, внезапно начинают горько рыдать, и им кажется, что она все-таки лопнула, что мир погиб, рухнул в жуткую бездну – и ничто уже не будет как раньше, и никто не в силах им помочь.

* * *

– Ты должен уйти в свою комнату, – сказал старейшина, бросив на Айлантри взгляд, в котором читалось мучительное: «И что же мне теперь с тобой делать?..» – Я вызову Марта, он тебя проводит. Мне нужно… разобраться с этим бардаком.

Целительница снова потеряла сознание – или нет, хуже. Ее глаза остались открытыми, но она явно была не в себе. В памяти Айлантри всплыло нужное слово: кататония. А потом он вдруг понял, что и сам на грани такого же ступора.

Он почти физически ощущал, как этот дом – и мир – его выпихивают.

Долой иносказания и лживую любезность: больше никаких разномастных оттенков серого, ибо теперь он настоящий калека, и место ему – во мраке. Чем темней, тем лучше. Такого уродства вороны и старейшине бы не простили. Что уж говорить о каком-то Птенчике-в-очках…

Точнее, без очков. Во время взрыва разбилась третья, последняя пара.

Айлантри поднялся, шатаясь, и привалился боком к столу, чтобы не упасть. Глядя на разбросанные по полу бумаги, перья и прочие мелочи, с трудом подавил в себе желание наклониться и все собрать. Он бы все равно не смог. Он бы потерял сознание, или его бы стошнило, или… или он бы слишком неуклюже орудовал одной – левой рукой.

Молодой ворон сглотнул комок в горле.

Была некая чудовищная неправильность в том, что он совсем не чувствовал боли – только слабость и дурноту.

– Я сам, – проговорил он и, не дожидаясь ответа, повернулся в сторону двери.

Рейнен не стал возражать.

Путь от кабинета старейшины до комнат секретаря – пока еще его комнат – занял целую вечность. Он тащился, еле передвигая ноги, упираясь левой рукой в стену и не отрывая взгляда от пола. Это было противоположное крыло от того, где случился взрыв и, судя по доносившимся оттуда звукам, все еще не потушили до конца пламя, так что он лишь дважды повстречался со слугами, которые спешили выполнять приказы Рейнена. Они в смятении бросались на помощь, но оба раза он отказывался, даже не взглянув на того, кто ее предлагал. Плечи его опускались все ниже под свинцовым грузом катастрофы. Лишь однажды он каким-то чудом сумел улыбнуться, подумав о своем положении: как же быстро его блистательная победа сменилась полнейшим разгромом!

Возле самой комнаты Март его все-таки догнал, завел внутрь, не слушая вялых возражений, и усадил на кровать. Когда слуга снял с Айлантри жакет и рубашку, которые превратились в обгорелые лохмотья, тот, прищурив глаза, впервые попытался сосредоточить взгляд на собственных руках. Правая была короче левой на кисть. Разум отказывался это принимать. Наверное, это не его руки. Он слишком много выпил и видит кошмарный сон, он бредит. Такого не могло случиться с ним на самом деле.

Просто не могло…