– За мной, – командует старый ворон. – У меня в кабинете есть «слезы Эльги».
– Он~ хватает ворона за рукав. Они обмениваются взглядами и понимают друг друга без слов: кто-то должен найти виновного. Рослый слуга забирает у капитана окровавленное и обгорелое тело, уносит; целительница уходит следом, бросив на прощание беспокойный взгляд, который говорит о многом.
– Он~ выходит наружу. Там уже собираются люди, привлеченные взрывом; на их лицах тревога, переходящая в ужас, – они боятся <запретного> не меньше, чем она. Откуда-то выходит строем отряд солдат в черно-белых мундирах, их старший подходит к ~нему~ и застывает в ожидании указаний.
Прежде чем их дать, ~он~ запрокидывает голову и смотрит в темнеющее небо, как будто пытаясь прочитать там ответ на какой-то невысказанный вопрос. Она задумывается о том, чтобы объединиться, – ведь это помогло бы достичь цели, которую ~он~ перед собой поставил, – но не успевает. ~Он~ закрывает глаза, а открывает их уже Пылающим.
Люди и магусы в ужасе бросаются прочь. У ~него~ за спиной вспыхивают огромные черно-алые крылья, но на этот раз ими дело не ограничивается: доспех из горящих перьев постепенно покрывает ~его~ тело с ног до головы, так что на месте магуса появляется странное существо – в большей степени человек-птица, чем крылан, который так долго был ее частью. Ее охватывает печаль: когда ~он~ – пламя, это почти <запретное>. И, самое главное, ~он~ перестает быть полностью собой.
И отдаляется от нее.
Но она ничего не может поделать с этим и встает незримой тенью за ~его~ плечом, когда начинаются поиски того, кто устроил взрыв. Звучат приказы: ни один фрегат, большой или маленький, не выйдет из гавани; ни одного человека не выпустят из города через ворота, обращенные в сторону гор в глубине острова. Этой ночью перед Пылающим откроется любая дверь, потому что так приказал Верховный Ворон, – по сути, так приказал сам Дух Закона. Над этим преступником не будет суда.
Ее это печалит еще сильней.
И все же она стоит за ~его~ плечом.
* * *
– Эсме, хватит!
Моргнув, она пришла в себя от ощущения холодной тяжести на затылке – как будто к нему приложили глыбу льда. «Слезы Эльги» позволяли до некоторой степени сохранять сознание во время исцеления, в чем ей уже пришлось убедиться дважды, но та внезапность, с которой тихий вечер после тяжелого дня вдруг обернулся катастрофой, ошеломила ее и лишила контроля над собственными силами. Она ушла слишком далеко и глубоко, почти полностью отрешилась от реального мира.
– Хватит, – повторил Рейнен. Он вырвал ее из транса, положив руку на шею сзади – и по этой руке теперь бегали синеватые искры, от которых пахло грозой, почти как во время появления Фениксова огня. Глаза старого ворона тоже светились синим. Эсме до странности спокойно подумала, что удостоилась редкого зрелища и редкой чести: Рейнен Корвисс на миг призвал свой истинный дар.
– Я еще не закончила, – проговорила она. Язык чуть заплетался – не то от прерванного транса, не то от снадобья, не то от всех треволнений этого безумного дня. – Я еще… не исцелила его.
– Ты сделала все, что могла, – возразил ворон.
Он говорил тихо, но в светящихся глазах читалась ледяная уверенность. Эсме поняла, что ей не позволят продолжить, но остановиться была не в силах.
– Я не закончила.
– Эсме… – Старый ворон моргнул, и синее пламя погасло. Безмерная усталость на вечно молодом, хоть и изуродованном шрамом лице магуса, выглядела странно. – Он будет жить. Ты не в силах… исправить то, что случилось.
Она открыла рот, собираясь ответить, но невысказанное слово превратилось во всхлип. Верховный Ворон, конечно, прав. Всем известно, что целители могут лишь восстанавливать целостность, но не возвращать безвозвратно утраченное.
– Заступница, это какой-то дурной сон… – Эсме наклонилась к Айлантри. Они уложили юношу на стол, все с него сбросив, и в жестком свете краффтеровской лампы юный ворон походил на восковой манекен. – Все это уже было, только в другом порядке. В Кааме мы сперва столкнулись с черными кораблями, а потом Лайра потерял руку. В Росмере корабли еще не появились, но… какой же от меня вообще толк?!
Она не договорила. Она сдалась: потоки слез хлынули по щекам.
– Ну хватит, девочка моя, хватит… – Рейнен обнял ее за плечи, заставил выпрямиться и развернул лицом к себе. – Без тебя он бы точно умер от потери крови и от ожогов. Грудь, лицо – все обуглилось, но ты сотворила чудо. Да-да, чудо, не смей возражать. Когда же ты научишься ценить собственный дар? Ты же платишь за него втридорога.
– Я знаю, чем плачу, – ответила Эсме, шмыгнув носом и ощущая внезапную обиду. Он что же, считает ее полной дурой, которая не в курсе, что отдает за каждое исцеление часы, дни и месяцы собственной жизни?..
– Ну да… – Рейнен покачал головой, потом достал откуда-то платок и вытер ей нос как ребенку. – Повторяю еще раз: ты сделала все, что было в твоих силах.
Она предприняла последнюю попытку возразить:
– Но для Джа-Джинни я сделала больше.
Он покачал головой и отвернулся. Эсме, почуяв слабину, надавила:
– Я вернула его из мертвых. Почему я не могу помочь Айлантри? В чем разница? Ведь это должно быть проще.
Рейнен тяжело вздохнул. Его лицо сделалось таким мрачным, что будто постарело на десять лет. Он подвел ее к окну, за которым плескалась ночная тьма. Эсме вдруг осознала какую-то недосказанность, какой-то секрет, который от нее до сих пор скрывали, и при мысли, что он вот-вот перестанет быть секретом, ее почему-то охватил ужас.
– Эсме, я откладывал этот разговор… – проговорил Рейнен, глядя на нее исподлобья. – Я ждал подходящего момента. Сейчас момент неподходящий, потому что ты очень устала, очень расстроена, и мне сложно судить, как ты воспримешь такое известие. Понимаешь, у целительского дара есть несколько… особенностей, с которыми сталкиваются лишь немногие. Он, скажем так, лишь у немногих развивается в полную силу. Это похоже на способности магусов. – Он усмехнулся – кривой и болезненной усмешкой. – Не все из нас одинаково талантливы. Ну так вот, особенности. Одна из них – должен сказать, до сих пор я знал о ней лишь по книгам, потому что мне не доводилось встречаться с такими, как ты, – так вот, одна из них заключается в том, что целитель может… – Он набрал воздуха в грудь. – …Создать живого мертвеца.
[Вот они, главные слова.]
Эсме, растерянно приоткрыв рот, подняла руки и кончиками пальцев коснулась висков. Кто-то что-то сказал, но это был не Рейнен, нет, не Рейнен. Она опять услышала… почти услышала голос, мучительно знакомый и пробуждающий саднящую тоску по кому-то – человеку? магусу? – кого она знала, но потеряла как будто навсегда. Это походило на сон, в котором собеседник теряет голос и вместо слов из его рта вылетают птицы.
– Ты понимаешь, что это значит?
Она тяжело осела на подоконник, мотая головой. Ее бросило в жар, и прохладный ночной бриз показался холодным, словно дыхание ледника. «Создать живого мертвеца». Она создала мертвеца – и тот теперь живет. Кто же он? Кто?..