1918: Очерки истории русской Гражданской войны - читать онлайн книгу. Автор: Арсений Зайцов cтр.№ 48

Все законодательство обеих революций, начиная с отречения государя (15 марта 1917 г.), отметалось ими целиком (ст. 26). Восстанавливалась неприкосновенность собственности и устанавливался принцип отчуждаемости недвижимости не иначе как за соответствующее вознаграждение (ст. 20). Подобное решение земельного вопроса в местном казачьем, донском масштабе означало закрепление казачьих привилегий, т. е. укрепление того элемента, на который ложилась вся тяжесть борьбы с красными.

Впервые со времени Февральской революции 1917 г. на территории России создавался государственный организм, совершенно не считавшийся ни с «завоеваниями» революции, ни даже с принципами народоправства и свободы волеизъявления народа в том или ином виде народного собрания с учредительными функциями. В то же время Дон, становясь самостоятельным государством, мыслился генералом Красновым той частью России, на которой лежит историческая задача спасения Москвы «от воров и насильников».

«…Честь обязывает, казачья слава повелевает, – говорил генерал Краснов. – Россия ждет своих казаков… Близится великий час. Наступает славное время… Помните дедов своих под Москвой и Великий земский собор в 1613 г.? Кто вслед за Галицким дворянином подошел к столу, где сидел князь Пожарский, и положил записку? То был донской атаман.

– Какое это писание ты подал, атаман? – спросил князь Пожарский.

– О природном царе Михаиле Федоровиче, – ответил атаман.

– Прочетше писание атаманское, бысть у всех согласен и единомыслен совет, – пишет летописец…» ^[203]

В то же время генерал Краснов очень ярко проводил автономию (но не отделение Дона от России). Атаман «советовал казакам потом не вмешиваться в дела Русского государства и предоставить ему самому устраивать свой образ правления, как ему будет угодно, а самим зажить той войсковой жизнью, когда, тесно связанные с Московским Царством, донские казаки жили, управляемые своим кругом и своим атаманом, и когда обычной поговоркой их было: здравствуй, царь, в Кременной Москве, а мы, казаки, на Тихо́м Дону…» ^[204]

Все это давало повод считать генерала Краснова «самостийником» и «монархистом». Но были ли для этого основания?

Идеализируя казачье прошлое и его историческую роль в судьбах России, генерал Краснов становился на точку зрения старой имперской традиции.

Отсутствие общеимперской власти, свергнутой революцией, ощущалось окраинами гораздо сильнее, чем это представлялось многим в контрреволюционном лагере в 1918 г. Идея свободного волеизъявления русского народа гораздо слабее выражала единство окраин и центра, чем исторические символы, отражавшие единство Руси, возродившейся из Великой смуты XVII в.

Резко порывая с революцией, генерал Краснов этим совершенно не рвал с Россией, но избранный им путь вел от освободившихся окраин к центру. Воссоздание же окраин требовалось для их собственного укрепления, усиления их местного патриотизма. Замена его общеимперским патриотизмом требовала общепризнанного авторитета, а в разрухе 1918 г. он был потерян. Его нужно было найти.

Программа Краснова – в его словах, сказанных им в той же речи, в которой его «а мы, казаки, на Тихом Дону» многими приводились как пример отчуждения Дона от России. И эти слова: «Не спасет Россию сама Россия. Спасут Россию ее казаки. Добровольческая армия и вольные отряды донского, кубанского, терского, оренбургского, сибирского, уральского и астраханского казачеств спасут Россию. И тогда снова, как в старину, широко развернется над дворцом нашего атамана бело-сине-красный флаг ^[205] – Единой и Неделимой России…» ^[206]

Второй неотложной задачей восставшего Дона было урегулирование отношений с оккупировавшими западную часть земли Донского Войска немцами.

Немцы заняли почти всю западную часть Донской области до железной дороги Воронеж – Ростов, обеспечивая Ростов со стороны Задонья своими гарнизонами в Аксае и Ольгинской. Незанятым был лишь Новочеркасск.

Германская оккупация, несомненно, сыграла решающую роль в освобождении Дона, но в дальнейшем, посягая на самостоятельность войска, она становилась невыгодной, тем более что оккупация Таганрога и Ростова была вызвана украинскими притязаниями на эти округа. Все же в мае присутствие немцев на Дону было выгодно донцам.

Уже 10 мая восставшие донцы побывали в Ростове у немцев. Немцы обещали очистить Аксай и Ольгинскую и не идти дальше, но советовали обо всем сговариваться со штабом оккупационных армий в Киеве. 18 мая, сейчас же после своего избрания, генерал Краснов отправил письмо императору Вильгельму, в котором, сообщая о своем избрании, писал, что Донское Войско не находится в войне с Германией, просил приостановить дальнейшее продвижение немецких войск в Донскую землю, чтобы Донское Войско впредь до освобождения России от большевиков было признано самостоятельной республикой, и о помощи оружием ^[207].

В этом письме атаман Краснов еще не просил о выводе германских гарнизонов, тем более что через несколько дней донцы совместно с немцами овладели Батайском. 21 мая германская делегация заявила, что немцы «не преследуют никаких завоевательных целей и заинтересованы лишь в том, чтобы на Дону скорее восстановился полный порядок» ^[208], вопрос же о Ростове и Таганроге они считали подлежащим разрешению с гетманом.

Украинские притязания, конечно, нельзя рассматривать сколько-нибудь серьезно. Претензии эти были чистой фикцией. Гетман не мог ни удержать, ни отдать этих округов. Немцам же до выяснения обстановки на Дону было выгодно под этим предлогом контролировать русскую контрреволюцию на Дону.

Вопрос об ориентации сводился для Дона к факту оккупации трех западных его округов и возможности получать оружие и огнеприпасы от оккупированной австро-германцами Украины. В мае 1918 г. немцы еще побеждали на всех фронтах. В этих условиях борьба Дона с немцами была равносильна прекращению его борьбы с большевиками.

Вопрос об «измене» или «верности» союзникам практически решался фактическим положением дел на Дону. Установление деловых отношений с немцами для Дона было реальной необходимостью. За первые полтора месяца Дон получил с Украины через немцев 11 600 винтовок, 88 пулеметов, 46 орудий, 109 тыс. артиллерийских снарядов и 11,5 млн. ружейных патронов. 35 тыс. артиллерийских снарядов и около 3 млн. ружейных патронов было при этом Доном уступлено Добровольческой армии ^[209]. В масштабах того времени это было серьезной поддержкой. Под Медведовской (16 апреля) Добровольческая армия захватила 400 снарядов и 100 тыс. ружейных патронов. «Какое счастье, – пишет генерал Деникин, – по добровольческим масштабам на несколько боев мы обеспечены» ^[210].