Письма с Прусской войны - читать онлайн книгу. Автор: Денис Сдвижков cтр.№ 44

Страница

Взгляд на хаос битвы через барочную метафорику theatrum belli ^[546] ставит наших авторов в один ряд с «Федором Федоровичем». Тот под впечатлением Цорндорфской баталии писал Вольтеру о себе в третьем лице как «северном Дон-Кихоте», ведущем «жизнь странствующего комедианта»: «La dernière pièce qu’il a jouée était la Thébaïde; à peine y resta-t-il le moucheur de chandelles <…>. Je crois <…> que ceux qui se tiennent sur l’amphithéâtre sont plus heureux que ceux qui se tiennent sur les tréteaux ^[547]».

Офицер прусской армии повествует о «великом позорище» (der gröste Specktackel, № 112). Секретарь Придворной конференции Дмитрий Васильевич Волков выражался о своей дипломатической корреспонденции: «Австрийцам ни в какой пьесе моего сочинения ни одним словом должен не остался» ^[548]. Театральная семантика характерна и для сторонних наблюдателей. Автор хроники из Нойдамма, к примеру, завершает описание судьбоносных дней Цорндорфа следующим пассажем: «Если же описывать все комедии (Kommödien), игранные русскими, что вряд ли возможно, на это потребовались бы многие дни и годы, а также несколько стоп бумаги». Имея в виду под «комедиями» тяготы и эксцессы войны, что для нашего уха звучит по меньшей мере странно ^[549].

Пережив пограничную ситуацию между жизнью и смертью, авторы реагируют в нескольких плоскостях: помимо оценок произошедшего, это описание собственной роли и перспектив службы, а также отсылка к находящемуся в другой жизни, за гранью войны и похода.

Начнем с этого последнего. Часть, противоположную войне, баталии и службе в целом, я бы очертил общим понятием покоя — одного из ключевых в русском самосознании XVIII — начала XIX вв. Ту же функцию, впрочем, играет и stille Ruhe — тихий покой — в немецком, как, например, у капеллана Теге ^[550]. Покой ^[551] играет ключевую роль не только для частного самосознания и в светской, и в религиозной сфере, но и в государственном нарративе: покой/тишина соответствует, как в польском pokój, понятию мира — отсутствия войны. Целью России в Семилетней войне также провозглашался покой Европы: «Пылай Россия разъяренна, / Греми, рази и не щади: / Карай и кровью обагренна, / Покой в Европу приведи!» — по образцу «внутреннего покоя в Елисаветиных лучах» в самой России ^[552].

Несмотря на то (или, наоборот, именно потому) что семейная жизнь офицеров этой эпохи редко была устроенной ^[554], покой воплощает дом и семья. Именно так описывает свое возвращение с Семилетней войны в 1760 г. И. Ф. Лукин: «Прибыв в свой дом, увидя жену, желал полюбоваться покоем» ^[555]. Симптоматична в этой связи и апология семейной жизни в письме П. И. Панина своему брату Никите, который убеждает его жениться, презрев «философские рассмотрения» ради «благополучного спокойствия» ^[556].

Семья и дом могут разуметься по-разному. В письмах более традиционного толка женам адресуется (и то не всегда) только краткая приписка из обстоятельного письма матери (№ 55). Еще присутствует традиционная «сожительница» (№ 9, 40) и во множестве — «матушка». Но изобилуют при этом и места эмоционально окрашенные: «Сердце дорогое мое, радасть Алексашенька. Я тебя, моего искренего друга, от сердца маего целую» (№ 73); «Друг мой сердечной и душа прелюбезная моя» (№ 62); «Я всево на свете милее почитаю чтоб с тобою увидится руманая моя» (№ 57). Хотя такого рода комплименты, как «румяная моя» или «махотка моя», вряд ли прозвучат уже для дам следующего поколения.

Браки по любви в эту эпоху дело редкое, но отнюдь не исключенное. Культурная модель романов усваивается молодым поколением, родившимся при Елизавете, пока преимущественно среди элиты вроде племянницы вице-канцлера юной Катеньки Воронцовой. Все в то же жаркое лето, в июле 1758 г., она знакомится — при луне! ночью!! на улице!!! — с полковником Дашковым. После чего тот отвергает подысканную ему матушкой партию, и счастливая пара женится по любви ^[557]. Но и просвещенному крестьянину Леонтию Травину мать в 1753 г. «предоставила женитьбу на волю», и тот советовал всем «искать доброго человека, а не приданого» ^[558].

И все же для биографий поколения, главным образом представленного в нашем корпусе, типична скорее история Александра Ильича Бибикова: в брак вступил в 1751 г. «единственно покорствуя воле родительской», «но скоро увидев, сколь достойную нашел супругу, сохранил во всю жизнь свою нежнейшую к ней дружбу, доверенность и уважение» ^[559] (см. № 30).

Страница