– Жаль мне их. Целые сутки, без перерыва?
– Посменно. Я уже сказал, что бутылки мы повыбрасывали, то же сделали с частью макулатуры, но все остальное осталось. Меня заинтересовали три вида документов.
Меня тоже заинтересовали.
– О, покажите! Или только устно?
– Посмотрим. Итак, первый вид: написанный от руки вроде бы реестр всевозможных преступлений. Начинается с подделки денежных знаков. Видимо, довольно старая история, ибо говорится о фальшивых банкнотах по пятьсот злотых. Вслед за фальшивыми купюрами следуют, по пунктам, кражи автомобилей, кражи со взломом и убийства.
– А в этот реестр не входит ли потеря почтового мешка с деньгами?
– Как же, входит.
– Тогда этот документ можете оставить в покое, вы отыскали черновик сценария. По нему так и не был поставлен фильм, мне казалось, я выбросила черновик.
– Я так и думал, но на всякий случай решил проверить. Второе: прокурорские акты в жутком состоянии, собственно, фрагменты, можно понять, что речь шла об убийстве, совершенном двумя братьями.
– Это тоже можно выбросить. Акты принадлежали моему второму мужу, сами видите, в каком они состоянии, потому что опрокинулся стол, и на бумаги вылились кофе, томатный сок и растительное масло, но потом муж сделал копию. Не спрашивайте, зачем я их хранила, сама скажу: собирала макулатуру, чтобы в обмен на нее получить туалетную бумагу. Правильно, это было еще в те, незапамятные времена, вы, наверное, не помните, молоды еще.
Капитан возразил:
– Нет, очень хорошо помню, мама тогда за макулатуру купила чайник.
И он почему-то вздохнул, но, спохватившись, с суровым видом продолжил перечень.
– Ну и, в-третьих, черная пластиковая обложка папки, очень потрепанная. В папке ничего не было, но за одной из корочек было спрятано вот это.
Вынув из кармана несколько листов бумаги, капитан положил их на стол. Это оказались анализы крови. Я подняла голову и торжествующе заявила:
– Ну, знаете ли! Сама собой восхищаюсь, ведь я догадалась, что у него могло это быть.
– У кого?
– У моего третьего, ну, скажем так – мужа. Должно быть, это те самые бумаги, о которых только и говорят. Значит, вот это анализ крови. А это что? Никак отпечаток большого пальца, лопнуть мне на этом месте! И тоже Сшпенгеля? И опять анализ крови, группа, подгруппа… Копия допроса по делу…
– Вот это и требуется! – обрадовался капитан. – С чего вы взяли, что это «копия допроса» и «по делу»?
Действительно, совершенно неразборчивые каракули невозможно было расшифровать, но мне очень хорошо знакомы эти угловатые червячки.
– Как же, сколько раз приходилось иметь дело с этими каракулями. Он разработал свою собственную стенографию и пользовался ею, меня научил, приходилось иногда помогать. Но теперь я уже многое подзабыла, если у вас много таких записей, придется, пан капитан, к какому-нибудь аптекарю обратиться, они мастера расшифровывать совершенно неразборчивые рецепты.
– Не беспокойтесь, у нас найдутся свои специалисты, но я подумал, вам легче прочесть ваши же бумаги. Вот эта буква игрек?
– Правильно, а вот та восьмерка с оборочками – зет. И значит, тут написано: «Убил Фордокса». Ой, нет, извините, не Фордокса… никак не разберу, может, Фанфана?
– Ладно, мы уточним. Так вот, из-за этого они и преследовали вас. Думаю, что имею право сказать вам правду. Из досье Спшенгеля пропало несколько документов, очень важных, и они оказались в вашем чулане. Отпечаток пальца и группа крови. Как он раздобыл эти документы, ваш так называемый муж?
– А его вы спросить не можете?
– Не только могу, но даже и спрашивал. И не только я.
– И что?
– А ничего. Амнезия. Потеря памяти. Правда, не сразу. После первого разговора пообещал предоставить нам некоторые чрезвычайно важные документы. Но не предоставил и ничего не помнит.
Мне не было необходимости раздумывать над таким феноменом.
– Все понятно. Пообещал, потому что думал – легко найдет в своем архиве эти бумаги. А оказалось – шиш, ничего в архиве не нашел. Подумал, что оставил бумаги у меня, вот почему перерыл чулан соседа. Откуда ему было знать, что мы с соседом с самого начала обменялись чуланами? А признаться, что у него что-то пропало – свыше его сил, позор на все джунгли. Нет, ни за какие сокровища не признается в потере вещественных доказательств, и даже если вы, пан капитан, на голову встанете, память к нему не вернется.
– А пани не догадывается?
– О чем?
– О том, откуда у него эти документы?
– Только догадываюсь, уверенности нет. Анализ крови, к примеру, мог получить от той лаборантки, которая некогда делала его для Спшенгеля. Бабу охмурить для него – раз плюнуть. Отпечаток пальца мог кто-нибудь для него свистнуть из досье Спшенгеля, возможно, в обмен за какую-нибудь услугу, или какой хитростью достал. Да вы такие вещи должны знать лучше меня. У вас для этого имеются специальные отделы.
Капитан не отреагировал, старательно собирая со стола и складывая драгоценные бумажки. Потом, видимо, решился.
– А, что я там буду пани лапшу на уши вешать! Получить данные через наши отделы – все равно, что сквозь колючую проволоку продираться. От вас я их получу и скорее, и… в более полном объеме, не сухие отписки, а, так сказать, живые, яркие образы. Вы не представляете, чего мне стоило получить данные по Либашу, из-за отпечатков его пальцев на служебное преступление пошел. Ну, не совсем преступление, так, нарушение…
– Наверное, отпечатки пальцев Либаша легче было получить из Штатов, там их навалом, – посочувствовала я. – Итак, даты! Когда так называемый Сшпенгель сгорел в автокатастрофе?
– Пять лет назад, в июне. А что?
– А ничего. У Либаша все еще американское гражданство?
– Ясно. И у жены тоже. Минутку, кажется, уловил. Либаш обогатился после получения дядюшкиного наследства… Если это был уже не Либаш, а Сшпенгель… А вы, пани Иоанна, случайно не знаете, когда дядюшка скончался?
Я была шокирована.
– Мне это ни к чему, а вот вы бы должны знать!
Капитан принялся сконфуженно оправдываться:
– Ведь это не имело никакого значения, раз мы имели дело с настоящим Либашем. Теперь я, разумеется, немедленно исправлю наше упущение.
Сжалившись над полицией, я пообещала, свято веря в Гжегожа.
– Эту дату я узнаю завтра в полдень. Могу позвонить вам. Так и думала, что стоит. А если не застану вас на месте, кому передать?
– Что вы, буду ждать, как соловей лета. Вот что значит взаимодействие с общественностью! Не правда ли, у нас с вами так хорошо идет сотрудничество? Полное доверие и взаимопонимание.
– Раз уж у нас все на доверии, поясните мне, пан капитан, почему они меня до сих пор не убили? Согласитесь, странно это.