Каидан говорил, не глядя в мою сторону, а закончив, посмотрел на меня, и я в отчаянии кивнула. Блейк издал короткий возглас разочарования.
Не стоило медлить. Я привыкла считать время, проведенное вместе, украденной свободой, но сейчас каждая минута рядом с ребятами грозила стать временем, когда нас всех троих могли поймать. Я никогда бы себе не простила, если бы с ними что-то случилось из-за меня.
Я зашла в бунгало, где оставила сумку, достала распечатку маршрута и позвонила в авиакомпанию. У них оказались свободные места на ближайший рейс из аэропорта Санта-Барбара, я согласилась на доплату и поменяла билет. Мое сердце словно закуталось в броню. Непозволительно было и дальше держаться за прошлое. Мое дело — сосредоточиться на том, чтобы избавить мир от демонов. Все надежды на счастье придется принести в жертву этой цели. Чтобы не сойти с ума, надо было верить, что когда-нибудь моя жертва окупится.
Пора.
Чувствуя, что я намного сильнее, чем мне казалось, я прошла к фасаду дома, перед которым оставила машину. Ребята последовали за мной. Я обнялась с Блейком и посмотрела на Кая. Он держал руки на бедрах и ничем не выдавал своего настроения, но я понимала, что если не обниму его, то буду вечно об этом сожалеть. В последний раз убедившись, что небо чистое, я подошла к Каидану и медленно положила руки ему на пояс.
Ощущения, которые я испытывала, не имели ничего общего с тем, что я чувствовала, обнимаясь с Блейком. Мышцы Кая у меня под руками, мой висок, против его ключицы, взрыв эмоций, когда его руки сомкнулись вокруг меня в кольцо, — это была не дружба. Я любила этого мальчика. Любила достаточно, чтобы разжать объятия и оставить его. Именно это я и сделала, в последний момент перед расставанием ненадолго задержав его пальцы в своих. Наши глаза встретились, но смотреть дольше было выше моих сил. В темно-голубой глубине я так ясно читала мольбу остаться, что отвела взгляд и заставила себя залезть в раскалившуюся арендованную машину.
Они стояли на краю шоссе, наблюдая, как я отъезжаю. Я не позволила себе колебаться или тосковать и, не оглядываясь, погнала машину над морем вдоль скал.
Ну, а что же броня, укрывшая мое сердце? Пока я сидела в аэропорту в ожидании приглашения на посадку, внутри у меня что-то треснуло, и в душе образовалась глубокая щель, которую тут же наполнила ревущая боль. Страдание было таким осязаемым, что я едва могла дышать. И выглядела, видимо, ужасно, потому что окружающие стали бросать на меня обеспокоенные взгляды.
Я хотела, чтобы со мной была Патти. Чтобы был отец. Но больше всего — чтобы был Каидан.
Приехав в аэропорт, я позвонила Патти, чтобы предупредить, что прилечу раньше. Она ни о чем не спросила, но поняла, что мне плохо, и я услышала в ее голосе печаль и разочарование.
Я понимала, что надо встать и поискать туалет, чтобы не расплакаться прямо на людях, но тело не желало мне повиноваться. Год с лишним я не была способна плакать, а теперь чувствовала, как слезы поднимаются во мне, словно цунами. Возможно, их высвободило знание, что все повелители и шептуны на форуме, но к моему изумлению и смущению слезы потоком полились по щекам. Я не могла их сдержать. А из горла против воли рвались рыдания. Унизительно.
— Все хорошо, — задыхаясь, сказала я пожилой женщине, положившей ладонь мне на руку. Со всех сторон на меня смотрели с сочувствием. Я сжалась в комочек, закрыв лицо руками и уткнув в колени, и мечтала вовсе исчезнуть.
— Может быть, — сказал шепотом какой-то мужчина, — у нее кто-нибудь умер.
— Это молодой человек? — тихо спросила женщина, сидевшая рядом. Мне удалось кивнуть, она погладила меня по спине и пробормотала: — Все они такие.
Мужчина, который сидел напротив, потрогал меня за плечо и протянул свежий носовой платок, деликатно сообщив, что я могу его забрать. Доброта окружающих привела лишь к тому, что слезы полились еще обильнее. Я заставила себя вытереть их платком и высморкаться. Тут в динамиках зазвучало объявление, и все притихли.
— Добрый день, леди и джентльмены. Через несколько минут начнется посадка на рейс четыре двадцать восемь…
Пассажиры оживились, зашумели, стали проверять ручную кладь и посадочные талоны. Я икнула, всхлипнула, вытащила из рюкзака свой талон и тут различила в мешанине голосов один, от которого сразу навострила уши.
— Анна!
Я еще раз икнула и замерла на месте. Этот британский акцент — моя голова сама собой резко повернулась в ту сторону.
И тут же я сжалась: если он правда здесь, то, должно быть, случилось что-то плохое.
Платок упал мне на колени, когда Каидан пробежал по коридору терминала и остановился у нашего ряда кресел. Вот это номер — у меня онемели ноги. При виде растрепанного молодого человека с горящими синими глазами люди начали останавливаться. Он стоял, глядя на меня, волосы падали ему на лицо, и на этом лице странным образом была написана чистая радость. Все окружающие попеременно смотрели то на него, то на меня, и между нами образовался широкий проход.
— Что случилось? — спросила я. Надо было вставать, но мое тело, похоже, полностью вышло из-под контроля.
— Я… Ничего. — Он беспокойно осмотрелся, как будто искал в зале возможную опасность.
— Как ты прошел через контроль?
— Купил билет. — Он выглядел неуместно в аэропорту и казался еще живописнее, чем всегда, в своих шортах для серфинга, измазанной футболке и шлепанцах. Ровно в том, в чем я его оставила.
— Ты… ты летишь этим рейсом? — Я была страшно смущена.
— Нет, — ответил он, — но эти зануды не соглашались тебя вызвать. А телефон у тебя выключен.
Тут воздух наполнился шепотом и аханьем, и мне стало ясно, сколько вокруг народа.
Наконец, ко мне вернулась способность держаться на ногах. Я встала и пошла к нему по коридору, который оставили нам другие пассажиры, не позволяя себе надеяться.
— Я… — Он понизил голос так, чтобы слышала только я. — Я просто… — Он несколько раз пытался начать и останавливался, засовывал большие пальцы в карманы, вынимал их оттуда. А потом шумно выдохнул и сказал:
— Анна… в ночь на форуме, когда ты была спасена, — это был единственный раз в моей жизни, когда я за что-то благодарил Бога.
Эти слова. От них я бы таяла снова и снова.
Я смотрела. Он смотрел.
Мои руки потянулись к его лицу, коснулись скул и подбородка. А потом я вручила ему свое сердце.
— Я люблю тебя, Кай.
Он закрыл глаза и задрожал, так, как если бы кто-то провел по его спине перышком. Мои глаза снова горели. Он не ответил мне встречным признанием, но это было нормально. Я понимала. Ведь он, это было мне доподлинно известно, никогда в жизни никому не говорил этих слов. Само то, что он оказался здесь, что примчался за мной — этот момент — его поступки. Только это и имело для меня значение.
Он обхватил ладонями мое лицо и прошептал: