Сжимая в кулаке рукоятку в кожаном чехле, другой рукой я провела в замке картой-ключом и толкнула дверь. Она бесшумно отворилась, и я робко сделала шаг в полутемный номер, придерживая дверь ногой, чтобы та не закрылась. От того, что я увидела на полу возле кровати, меня бросило разом в жар и в озноб.
Коп был в полном порядке — просто медитировал в наушниках, включив на полную громкость классическую музыку. Он сидел на пятках, почтительно склонив голову, в синих спортивных брюках, но босой и без рубашки, так что под темно-коричневой кожей рельефно вырисовывались трицепсы на руках и мускулатура согнутой спины.
Следовало немедленно уйти, но я будто окаменела, пораженная смирением, которым была проникнута его поза. От зрелища большого, сильного мужчины, который опустился на колени, отбросил эгоистичную гордость и медитирует всем своим существом, мне стало трудно дышать, и я еле сдерживала слезы восхищения.
Я смотрела слишком долго и когда наконец сделала шаг назад, Коп неожиданно поднял голову, и наши глаза встретились. С изумленным выражением на лице он рывком сдернул наушники.
Мечтая провалиться сквозь землю, я пробормотала «п-прошу п-прощения» и, прерывисто дыша, выскользнула из номера. Дверь захлопнулась и тут же открылась — это вслед за мной выскочил Коп. Я обернулась — наверное, у меня тоже был ошалелый вид, потому что он взглянул на свою голую грудь и тут же умчался обратно в номер за футболкой. Пока я ждала его, сердце у меня гулко билось от нелепого смущения.
— Что-то случилось? — спросил Коп, выйдя из номера.
— Нет. Прости меня, пожалуйста, мне страшно жаль. Это я… просто я подумала, что что-то случилось, когда ты не ответил.
Он облегченно выдохнул.
— Мне следовало тебя предупредить. Это единственное время, когда я перестаю слушать. Я не хотел тебя испугать.
— Все хорошо, — прошептала я. — Как по-твоему, ты сможешь зайти ко мне на минутку, когда будет время? У меня к тебе просьба. — И я подняла рукоятку, показывая, о чем пойдет речь.
— Зайду прямо сейчас.
В моем номере мы уселись в кресла друг напротив друга; между нами находился маленький столик. Я сделала глубокий вдох, приказывая сердцебиению замедлиться. В голове у меня плясали образы полуголого Копано. Он совсем не нравился мне в этом виде, но отделаться от впечатления было непросто. Ладно, Коп ждет, надо что-то сказать. Анна, соберись. Я прокашлялась.
— Не согласишься ли ты сегодня носить вместо меня рукоятку? В этом наряде у меня самой не получится.
Без малейших колебаний он ответил:
— Конечно, для меня это большая честь.
— Спасибо. И еще одна вещь, которую мне хотелось бы узнать… довольно странная. Не согласишься ли ты вынуть рукоятку и подержать ее?
Я протянула Копу рукоятку в чехле. Он взглянул на меня с любопытством, но без тени недоверия и, ни о чем не спрашивая, открыл чехол, бережно вытащил рукоятку, и стал почтительно рассматривать.
— Ты что-нибудь ощущаешь? — спросила я.
— В каком смысле? — Вид у него был озадаченный.
— В физическом. Вроде электрического тока по коже?
Его брови нахмурились.
— Нет.
— Ох. — У меня опустились плечи. — Я думала, может быть, у тебя она тоже действует.
— Анна. — Он вернул рукоятку в чехол. — Я долго грешил, прежде чем изменить свою жизнь.
Трудно было вообразить себе Копа иначе, чем полностью владеющим собой.
— Я это знала, но подумала, что раз ты, ну, спасен и все такое прочее…
Он едва уловимо улыбнулся, встал и засунул рукоятку в карман.
— Может быть, Меч справедливости не умеет прощать так, как его Создатель.
Он пошел к двери, я за ним, и вдруг он так резко обернулся, что я едва успела остановиться, чтобы не врезаться в него.
— Анна… — он так странно на меня посмотрел, что я сделала незаметный шажок назад.
— Да.
— Ты, — он не сводил с меня глаз, — еще разговариваешь иногда с Каиданом?
Вопрос меня ошарашил. Я опустила глаза и покачала головой.
— Он не хочет со мной общаться.
— Но ты его все еще любишь?
Я с усилием сглотнула и кивнула. Он вновь посмотрел мне в глаза тем же серьезным взглядом.
Мы долго молчали, потом Коп сказал:
— Я пройдусь, но у меня будет с собой телефон. Встречаемся в двенадцать тридцать.
Когда он закрыл за собой дверь, я прислонилась к ней лбом и некоторое время стояла так, спрашивая себя, почему все должно быть так сложно.
Посмотрев на часы, я посчитала, что у меня в запасе еще полчаса. Подошла к окну, отдернула занавеску. Мельбурн был прекрасен, хотя рождественские украшения на улицах солнечным летним днем с непривычки производили странное впечатление. Через несколько минут мои глаза выхватили среди пешеходов знакомую фигуру.
Коп, милый Коп. Я от души желала ему счастья.
Коп достал телефон, и во мне шевельнулось беспокойство. Кому он звонит? Он поднял глаза на мое окно, и я быстро отступила, чтобы меня не было видно. А потом мной овладели любопытство и страх, и я сквозь стекло усилила зрение и слух, сосредоточив их внизу, на павильончике, где Коп остановился поговорить.
Теперь я могла различить потрескивание и гудки в трубке, и видела лицо Копано с тревожно поджатыми полными губами. Ответил мужской голос с британским акцентом. Я замерла.
Зачем он звонит Каидану?
— Брат Каидан, — поприветствовал его Коп.
— Коп. — Голос Каидана звучал немного нервно, тревожно. — Со всеми всё хорошо?
— Да, нормально.
— Тогда чему я обязан этим удовольствием? — Тон Кая изменился, стал резче, грубее, ироничнее.
Копано помолчал. Его брови сошлись на переносице, как будто он сожалел о своем решении позвонить. Я понятия не имела, что происходит, но что бы это ни было, оно мне не нравилось.
— Анна говорит, ты не хочешь с ней общаться.
Я перестала дышать.
— Зачем ты это мне рассказываешь?
— Затем, что… — Коп прошел несколько шагов, остановился, приложил ладонь ко лбу. — Ты ей по-прежнему небезразличен. И я хочу знать о твоих чувствах к ней.
— Это тебя не касается.
Мне стало трудно дышать. Этого не должно было происходить.
— Касается, потому что ей больно. Если она тебе дорога, дай ей знать об этом. А если нет, ты должен ее отпустить.
— Чтобы открыть дорогу тебе?
— Я не стану ее добиваться, если ты против. Но ты должен мне сказать.
— Коп, это не у меня ты должен просить разрешения. Поговори с ее отцом.