Старший Ангел окутал Перлу своей страстью. Настоящее удовольствие смотреть, правда. Восторг просто, столько любви. Чашки звонко брякнули. Так – много – любви. По-честному, они с Ла Глори никогда не понимали, что такого особенного в Перлите? Почему он ее выбрал? Она уже тогда была старой и уставшей. Их старшая, их вождь и надзиратель. А Старший Ангел стал для них настоящим Испытанием Господним. Тайна, которую они так и не разгадали до конца. Духовная головоломка, слово, которое она выучила из «Рискни!»[247]. Образование она получить не смогла, но Старший Ангел научил ее ежедневно запоминать новые английские слова или понятия из телевизионных передач.
В кухню вошла Перла.
– Yeembo esta borracho, – сказала она.
– Si.
– Pobre.
– Pobrecito el Yeembo[248].
И Перла вернулась во двор.
Серьезно? Ей что, в самом деле нужно было доложить, что Джимбо пьян? Как будто Лупита и сама не знала, что он надрался. Джимбо всегда бухой. Он был под мухой, даже когда они познакомились, – молодой морячок уснул на пороге их ресторана в Тихуане. Он был не первым пьяным американским матросом, с которым она познакомилась. Но первым, который вернулся.
В тот вечер они затолкали Джимбо в комнату и влили в него горшок менудо[249]. Ну да, Джимбо выпивал, но это только одна сторона дела. Зато он не обращал внимания на Перлу и, что гораздо более поразительно, не замечал Ла Глори. С самого начала он положил глаз на Лупиту. Придя второй раз, он принес ей цветы. И потом всегда дарил разные мелочи, все более интимные, пока они в итоге не оказались с ним в постели. Духи, бутылочка ромпопе[250], губная помада, шелковые чулки. И совсем скоро шелковые чулки соскользнули, застыв темной лужицей на полу мотеля неподалеку от Колония Качо. Лупита рассмеялась. Ay, Yeembo! Ну конечно, она вышла за него. Стать американкой за просто так? США. Зарплата моряка, муж-гринго, побрякушки? Квартира с ванной? Новый холодильник, цветной телевизор и машина? У них был фургончик «виста круизер». А ее мальчики, Тато и Пабло, работали для них барменом и официантом, выуживая из огромной сумки-холодильника банки с мексиканской пепси и бутерброды с ветчиной. Фургон размером был почти с ресторан. Джимбо научил ее заезжать на парковку Fedco, а оттуда в пустыню, объезжая Солтон-Си[251].
Пока не появился Джимбо, она была такой бедной, что каждый месяц воровала салфетки в других кафе, мастерила из них прокладки для себя и сестер. Да, конечно, Джимбо – ее спаситель. И ему не надо знать, что когда он взбирался на нее, она частенько представляла, что это Старший Ангел.
А потом настал тот день, и Джимбо беспомощно смотрел, как прямо на тротуар перед его собственным магазином струей вытекает жизнь из его племянника. И вот тогда он научился пить по-настоящему.
* * *
15:14
Марко проскользнул к слепой девушке с парой стаканчиков нихи. Виноградной и апельсиновой. Хороший же выбор? Ну вот. Satanic Hispanic, срифмовал он. Кто в панике? Я в панике.
– Я принес тебе содовой, – предложил он.
– Спасибо. – Она нащупала пластиковый стаканчик.
– Виноградная подойдет?
– Ммм, виноградная. – Легкая усмешка.
Он чуть опять не сбежал.
– Ты смущаешься, да? – просто спросила она.
– Я? Да брось. У меня своя группа, металл. – Он с трудом сдержался, чтобы не взвизгнуть: ужасно. – Ну, наверное, – глотнул нихи, – ну да. А как ты догадалась?
Губы изогнулись в улыбке. Она отлично усвоила главный прием любого следователя. Просто молчи, и они сознаются во всем, лишь бы заполнить пропасть паузы.
– У слепых есть таинственный дар, компенсирующий их недостаток. Ты что, не знал об этом?
– Черт, нет.
– Не прикидывайся, дружок.
– А, понял. Ты меня разыгрываешь.
– Я по запаху чувствую, что ты покраснел, – прошептала она.
Он надеялся, что гримаса на его лице похожа на усмешку, но потом сообразил, что это не имеет значения. Зубы он не забыл почистить? И судорожно ухватился за спасательный круг, чудесным образом всплывший в полынье его сознания:
– Ты говоришь по-испански?
– О нет. А ты?
– Испанский для ДУР… – он поперхнулся, – для ду-ругих людей. Типа того. Не. Немножко.
Она опять улыбнулась, прижав ладошку к губам.
– Я сейчас выгляжу полным идиотом, – сознался он.
– Только сейчас?
Он приплясывал рядом с ней, будто она палила ему под ноги из 45-го калибра.
– Ладно, да, идет – я смущен!
– Знаешь, откуда я знаю? Честно? Потому что ты сказал «привет», а потом убежал. Я тебя напугала.
– Похоже, что так, – признал он.
– Ты не любишь слепых?
– Господи! Нет! В смысле, вовсе нет. Я вообще не знаю ни одного слепого.
– Будь ты полицейским, – сказала она, – ты называл бы нас «люди с ограниченными возможностями в области зрения».
Он оглянулся через плечо. Отец наблюдал за ними. Одобрительно вскинул большой палец. Потом Пато вскинул кулак и принялся двигать им туда-сюда. Паз пила свой чай, не обращая внимания.
– Блин, – пробормотал он. – Ты мне просто паришь мозги.
С убийственной деланой серьезностью она наклонилась вперед и проговорила:
– Меня искренне восхищает твоя проницательность, а твой выдающийся словарный запас – это именно то, о чем я тосковала весь день.
– Он у нас урод, – бросил проходивший мимо Лало.
Она повернула голову ему вслед, будто проводила взглядом.
– Можно я присяду с тобой? – попросил Марко.
– Зачем, Карло?
– Марко. Я, кажется, хочу написать про тебя песню. Поэтому мне нужно поговорить с тобой, даже если тебе противно.
– LOL, – протянула она, поворачиваясь к нему лицом. Губы чуть приоткрыты. Она покраснела. Растерянно погладила себя по щеке. – Правда? Песню?
Он молча кивнул. Идиот. Она же слепая, ты, дубина. Но все равно не сказал больше ни слова.
– Садись, – разрешила она.
* * *
15:30
Младший Ангел танцевал в кругу с Минни и Девушками Из Предместья. Минни мечтательно покачивалась, как Стиви Никс; Нила вертела и дергала задом, целясь ягодицами, точно из двустволки, в потрясенно застывших вокруг мужиков; Вельвет положилась на привычные томные движения бегуна под водой, незатейливые, но все же лучше, чем аритмичные подергивания белого пацана, «приплясывающего» на концерте Phish[252], которые изображал Младший Ангел. Кеке танцевал сам с собой, обняв себя за бока и улыбаясь небу.