– Кекстер! – окликнул его Ангел.
Кеке засмеялся. Младший Ангел никогда не слышал, чтобы Кеке смеялся.
Вельвет развернула Ангела лицом к себе и принялась рисовать пальцами перед глазами разные дикие фигуры, облизывать губы и поощрительно кивать.
* * *
Ла Глориоза наблюдала, как танцует Младший Ангел. И не думала ревновать. Глупость какая. Но почему он танцует с ними? Никогда не приглашал ее потанцевать. Она ушла в пустую гостиную, села там в одиночестве и принялась уговаривать себя не дурить. Танцор из него все равно никудышный.
* * *
15:45
В патио все счастливы, а он умирает прямо у них на глазах. Правильно, сказал себе Старший Ангел. Он же этого и хотел. Это его праздник, может поплакать, если пожелает. Ха-ха.
– Иногда, – произнес он, – мне кажется, я не умру.
– Ты и не умрешь, – отозвался Дейв – кофейныйвор, с очередной чашкой «колумбии» от Младшего Ангела.
– А иногда кажется, что умру.
– Смерть – это иллюзия.
– Для меня она реальность, Дейв.
– Не распускай нюни.
– Иди к черту! Вот послушай! Иногда мне кажется, что я умру прямо сейчас. Вот как сегодня. Я знаю, что умру сегодня. Я словно качусь с горы. Мне осталось жить несколько часов. И для меня это дьявольски реально. Бог, извини.
Дейв сдвинулся вперед на стуле, зажал ладони с чашкой между колен.
– Господь понимает твой гнев, – успокоил он.
Старший Ангел сердито притопнул по подножкам кресла.
– Что нам необходимо понять, – продолжал Дейв, не обращая внимания на этот всплеск эмоций, – это что смерть – вовсе не конец. Ну, может, конец всего этого, – он махнул рукой в сторону Грандиозной Фиесты, резвившейся под солнцем толпы из человеческих особей, – но точно тебе говорю, смерть всего лишь переход. Это портал. И хочешь верь, хочешь нет, но там, по ту сторону, каждую секунду проходит тысяча лет, и тысяча лет вмещается в секунду, и там вечная фиеста, и куда более приятная, чем здесь.
– Что за хрень, Дейв.
– Может, хрень. А может, и нет. Есть только один способ выяснить. – Старина Дейв довольно хлебнул ворованного кофе.
Старший Ангел вздохнул. Потер лицо. Подумал, по скольким вещам он будет скучать. Внезапно все они стали очень ценными. Вздохи. Какая удивительная штука – вздох. Герань. Почему он не может забрать с собой герань?
Дейв ослепительно улыбнулся. Он что, отбеливает зубы? Старшему Ангелу тоже захотелось отбелить зубы. Но ведь придется помирать сразу после вечеринки.
– У нас с Флакой четверо детей, – сказал он.
– Верно.
– Один умер. Второй для меня умер. Эль Индио. Что за имя такое? Они вроде не мои дети, но все равно мои. А Минни и Лало здесь. Они мои.
– Да.
– И у всех у них есть свои дети. Кроме Эль Индио.
– Точно.
– И у их детей будут дети.
– Точно.
– Почему я должен уходить от них?
– Верь, – сказал Дейв.
Неужели pinche Дейв никогда не знал сомнений?
– Pinche Дейв, – решился он спросить, – ты никогда не сомневался?
– Конечно, сомневался. А как же. Даже Игнасио Лойола[253] колебался. Это темная сторона души, друг мой. Каждый из нас уязвим. Все было бы бессмысленно, если бы мы не знали сомнений и страхов. Именно это придает смысл жизни. Именно это делает нас людьми. Господь мог бы послать ангелов, чтобы они порхали вокруг, как феи, и каждый день доставляли ромовый пунш и манну на космических круизных лайнерах. Но в чем бы тут была польза для нас?
Старший Ангел состроил обезьянью гримасу и покачал головой:
– Несправедливо.
– Ты слишком драматизируешь. – Дейв наклонился к нему и пробормотал, так что слышал только Ангел: – Сука!
Старший Ангел поперхнулся, хохотнув:
– Как же я тебе ненавижу.
Дейв задумчиво скрестил руки.
– Мигель Анхель, – произнес он. – Умереть не трудно. Все умирают. Даже мухи. Все, кто живет. Мы все смертны. – Ангел увидел, как глаза Дейва наполняются слезами. – Просто у нас с тобой разное расписание. Умирать – это как ехать поездом до Чикаго. Миллион разных рельсов, и поезда идут всю ночь. Есть те, что ползут медленно, живописной дорогой, а есть экспрессы. Но прибывают все в большое старое депо. Все просто. Но вот чтобы умереть красиво, нужно иметь яйца. Чтобы верить, нужно иметь яйца.
– Большие стальные яйца, – добавил Ангел.
– Большие звонкие яйца.
– Unos huevotes![254] – радостно заорал Старший Ангел.
– Grandotes![255] – подхватил Дейв.
Пришла Перла и села рядом со своим Флако. Постучала пальцем по столу.
– Яйца? – переспросила по-испански. – Huevos? Стальные яйца? Нет, mijo. Прости, Дейв. Для этого дела нужны стальные яичники. – И погрозила пальцем, сразу обоим. – Чтобы жить? Чтобы умереть? Здоровенные звонкие стальные яичники, cabrones.
Она ухватила себя за складку на животе и потрясла:
– Ovarios de oro![256]
Старший Ангел выразительно приподнял бровь.
– Аминь, – констатировал Дейв.
«Бегущий по лезвию»
больше времени
еще немного времени
еще немного
* * *
Если бы духи Папы Антонио и Мамы Америки витали сейчас неподалеку, глядя на детей и детей своих детей, они бы увидели:
Лало и Джованни в каком-то ветхом гараже, что стоит на отшибе, сидят на потрепанном ковре, вытянув ноги и уткнув носы в маленькие белые конвертики. Потянувшись за спину, Джио достает из-за ремня пистолет, протягивает отцу, тот дергается, замотав головой. В комнату входит парень с двумя бутылками ледяного пива, на щеках у него вытатуированы капли слез и число 13.
Старший Ангел по-прежнему сидит в кресле, он мечтает вернуться в дом, передохнуть, но Минни, приговаривая: «Подожди минуточку», везет отца на лужайку, где танцующие потихоньку перемещаются к столам.
Дядюшка Джимбо спит, навалившись на стол, и Лупита гладит его по голове.
Перла молча плачет в углу, баюкая на коленях пару собачонок чивини.
Vatos y rucas кучкуются на дорожке, передавая по кругу сигарету и болтая о всякой чуши.
Сезар Эль Пато вертит головой, выглядывая Ла Глориозу.
Ла Глориоза, освежившись и поправив макияж, караулит у гаража Лало – чтобы никто не закрыл двери, ибо у Минни заготовлен сюрприз; она смеется, кокетничает, вертит юбками и взмахивает своими восхитительными волосами, как будто сердце ее вовсе и не обуглено.