Диджей установил свой агрегат на заднем дворе и врубил P.O.D.[222]
Старший Ангел распахнул глаза и возмущенно вытаращился. Но тут же скорчил фирменную семейную рожу. Ухватил клаксон, который Лало прикрутил к ручке его кресла, и одним мощным движением стиснул его, выдавив короткое «аа-оо-аа». И опять уснул.
Несколько тревожных волн вызвала Мэри Лу, возникшая под руку с Лео, своим бывшим мужем.
– Мы принесли мимозы! – сообщила она.
Одеты оба были сногсшибательно: Мэри Лу – синее платье в белый горох, жемчужное ожерелье, Лео – костюм из Тихуаны, коричневый, в тонкую желтую полоску, кремовая рубашка, желтый галстук с булавкой-долларом, серая фетровая шляпа и двухцветные кремово-коричневые башмаки. Усики он выбрил в узенькую порочную нитку, червячком улегшуюся над верхней губой.
– Muchacho, – произнес Лео, и паразит над его улыбочкой оживился, а Младший Ангел не сразу сообразил, что пожимает его вялую ладонь, а вовсе не дохлую рыбину.
В сознании сразу всплыл образ полудюймового желудя.
– Лео-Лев! – с преувеличенным восторгом воскликнул он. – Ты у нас могучий дуб!
Мэри Лу предупреждающе зыркнула. Лео направился в кухню смешать выпивку.
– Пора идти в дом, mija, – вздохнул Старший Ангел. – Пора. Сейчас.
– Хорошо, пап.
– Я отвезу его, – предложил Младший.
– Брат, – предупреждающе вскинул ладонь Старший Ангел. – Время пи-пи. Ты хочешь увидеть, как я делаю пи-пи?
– Я – нет.
– Я вообще-то тоже, – сообщила Минни.
– Это твоя работа, mija.
Минни с усилием развернула отцовское кресло.
– И что я буду с этого иметь?
Он улыбнулся, не открывая глаз.
– Ты получишь все деньги.
– Ух ты. И много?
– Разумеется, mija. Пятьдесят или даже шестьдесят долларов.
Младший Ангел и Перла проводили их взглядами.
– Ay Diosito lindo, – проговорила Перла.
* * *
Какой-то франтоватый белый в рабочих штанах хаки и свежей джинсовой рубахе наливал себе кофе из его коробки с «колумбией светлой обжарки». Это мой кофе, возмущенно подумал Младший Ангел. Но времени на размышления не осталось, волна мексиканцев зачистила помещение кухни, вытеснив ее обитателей под дождик, уже моросящий над диджеем, который теперь крутил тихуанское марьячи-техно. «В Тихуане я счастлив», – назойливо повторялось в песенке. Детвора и Мэри Лу выплясывали на влажной траве, придерживая над головами потрепанные зонтики с похорон и газетные листы.
Паз с откровенным презрением взирала на спагетти и горы жратвы из KFC. Платиновый парик она закрутила в боб под Одри Хепберн.
– Госссподи, – мрачно прошипела она. – Крестьянская еда. Обед работяги. У нас в Мехико-Сити еда приличнее. – Смерила Младшего Ангела взглядом с ног до головы. – Пища гордос[223].
По тому, c каким омерзением она пророкотала каждую «р» в слове, стало ясно, что толстых людей она люто ненавидит. Гор-р-р-р-дос! Перевела взгляд на Перлу.
– Oye, tu. No hay[224] цветной капусты? – Потребовала по-испански: coliflor. Вопросила, раздраженно притоптывая: – Морковка? Сельдерей?
Диджей внезапно врубил дикий микс из «Крепкой попки» и «Аромата юности». Проорал в микрофон: «Аромат крепкой попки»!
– Que ese so?[225] – возмутилась Паз. Пренебрежительно обвела рукой столы с едой: – Nada bueno[226]. Ничего. Я так и знала, – сообщила она Младшему Ангелу.
Он сел рядом с ней за стол в опасной близости от Дяди Джимбо.
– Грязный viejo[227], – пробормотала она.
Джимбо обхватил за шею Родни, чернокожего кузена из колледжа.
– Что за имя «Родни» для черного парня? Тебя что, назвали в честь Родни Кинга? – допытывался он.
Родни, вытаращив глаза на Младшего Ангела, стойко выдерживал натиск белой бури. Ангел тут же вспомнил, почему не приезжал на семейные сборища.
Паз таскала на себе шесть-семь фунтов золота и драгоценностей. Она заметила, как Ангел разглядывает ее теннисные браслеты[228]. Потрясла запястьем прямо перед его глазами:
– Нравится? – Отвергнув еду, она потягивала несладкий холодный чай.
Младший Ангел наблюдал, как его кофейный вор, в безукоризненно выглаженной рабочей рубахе, нависает над Джимбо, вопрошая:
– А ты, типа, фашист?
Смотрел, как отплясывает все семейство, и жалел, что приехал.
* * *
Тяжело дыша, рядом уселась Мэри Лу. Подальше от Пазузу, по другую сторону от Младшего Ангела. Лицо ее блестело от пота.
– Тут свободно? – С трудом переводя дыхание, она старательно игнорировала Паз.
– Que мило, – снисходительно уронила Паз. – Оказывается, ты физкультурой увлекаешься.
– А могла бы сделать липосакцию, как ты, – огрызнулась Мэри Лу. – Тебе, смотрю, нравится ботокс?
– Уж лучше, чем обвисшая морда, cabrona[229].
Обе уставились на танцующих, как будто зрелище завораживало.
– А ты колешь ботокс? – поинтересовался Младший Ангел.
– Не будь идиотом.
– В Тихуане это стоит пятьдесят долларов, – сообщила Мэри Лу.
– Тебе стоит попробовать, – ядовито порекомендовала Паз. – На это уж сумеешь наскрести деньжат. Может, Лео немножко подкинет. Он ведь до сих пор тебя содержит, да?
Обе гневно запыхтели. Младший Ангел сидел между ними, как бычок, запертый в загоне, дожидающийся, когда его уже наконец заклеймят.
Паз после паузы выдавила:
– Все вы, бедные мексиканские крестьяне, вечно ноете и себя жалеете.
– У нас все в порядке, спасибо, – парировала Мэри Лу.
– Едите, что выдают по талонам.
Младший Ангел отвлекся, ища взглядом поддержки у дядюшки, но Джимбо увлеченно показывал средний палец Англо-Кофейному Империалисту.
– Вот стыд-то! – И Паз отхлебнула чаю.
– Да ладно тебе, – выдавил Ангел. – Расслабься.
Паз изумленно уставилась на него:
– Что, ты серьезно?
Ее голова уже начала угрожающе поворачиваться, у него оставалось несколько мгновений, чтобы пояснить свою точку зрения.
– Живешь ты где? – напирала Паз. – На Аляске?
– В Сиэтле.
– Ой-ей! Ну ты совсем белый парень. Получил, что хотел. (Че хотер.) Когда ты в последний раз был в Тихуане? – Поскольку он молчал, она ответила сама: – Вот я так и думала. – Допила чай. – Нечего и надеяться, что ты бывал в Мехико-Сити.