Темнота в солнечный день - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушковский cтр.№ 13

Батылего еще добрых полминуты (показавшихся четвертью часа) вел среди них агитацию и пропаганду. Потом, слава те господи, слинял.

– Докопался, как червяк до редиски… – плюнул Доцент.

– Да взяли бы и записались, – сказал Батуала. – Один хрен делать ничего не надо. Вот я записан, и что?

– Ну уж, ну уж, на хер, на хер… – мотнул головой Сенька. – Из школы беспартийными выскочили, надо уж до конца дотянуть. Привыкли как-то… Будем и дальше Бутыляку терпеть, это ж не триппер…

Правила игры были давным-давно известны. Не только они трое, но и народ постарше (говорили, и всякие люди с высшим образованием тоже), промеж себя, особенно за пузырем, на все лады вышучивали и Лёньку, и КПСС, травили анекдоты, юморно переиначивали призывы, лозунги, иногда материли отдельные исторические решения исторических съездов. На этом и останавливались. Шагнешь дальше – угодишь в диссиденты, а что они такое, никто, в общем, не знал. Хотя кое-что и до них долетало, не могло не долетать. Нес какую-то антисоветчину академик Сахаров – сослали в Горький. Писал какую-то антисоветчину писатель Солженицын – выперли из страны. Это-то все знали. А что конкретно нес Сахаров и писал Солженицын, выяснять никто не стремился – своих забот хватало. Персонально у них – мотоциклы, девочки и развлечения, а у тех, кто старше, – еще и дети, очередь на квартиры, дачи на шести сотках и прочие житейские хлопоты. Так оно и шло по накатанной: они притворялись, что верят партии, а партия притворялась, будто верит, что они верят. И обе стороны такое положение дел устраивало как нельзя лучше…

– Ну ладно, – сказал Батуала. – Понеслись, ковбои?

Он газанул, включил передачу и выехал со двора.

– Разбегаемся? – сказал Доцент.

– Погоди, – сказал Сенька деловито. – Я тебе тут наводочку дам, не пожалеешь…

Он снял с руля сумку и вытащил поздравительную телеграмму – сложенный вдвое листок тонкого картона с цветной фотографией на одной из внутренних сторон – пышная ветка сирени.

– Заедешь и отдашь лично в руки, – пояснил он.

Митя недоуменно покрутил «поздравилку» размером примерно с журнал «Веселые картинки», разве что гораздо тоньше. За три года работы он таких перетаскал вороха. Три разновидности таких вот больших и три поменьше, все с цветочками. Были еще всякие разновидности для «красных дней», но первое сентября в их число не входило, обходились цветочками. Все эти «поздравилки», вопреки строгим правилам Министерства связи, при отсутствии дома хозяев швыряли в почтовые ящики, не оставляя извещений, чтобы два раза не ездить. Расписывались за адресатов, каждый освоил десятка полтора разнообразных загогулин, время опять-таки ставили потом от фонаря. И не было случая на Митиной памяти, чтобы кто-то пришел и возмутился, что ему «поздравилку» не вручили лично в руки.

– Не пойму, в чем тут ребус, – сказал Доцент, пробежав две напечатанные на телетайпе строчки. – Аюкан, Буденного, шестьдесят восемь, Митиной Юлии Михайловне. Тетя поздравляет с близким началом нового учебного года, желает… ну, чего они все желают, успехов и всякого такого. А что им еще желать? Она, может, и горячо желает, чтобы племяшка никогда в жизни триппер не поймала, да кто ж такое на почте пропустит…

– Ты внимательней прочитай. – Сенька загадочно ухмылялся.

– А ну-ка… Что за хрень? «Вручить лично». В жизни не помню, чтобы на «поздравилках» такое ставили. На серьезных-то телеграммах редко попадается… – Он присмотрелся взглядом профессионала. – Ага! «Вручить лично» на коротенькой ленточке напечатано, значит, отдельно и потом подклеено…

– Точно, – ухмылялся Сенька. – Я Надю попросил, а ей ничего не стоит, напечатала и подклеила. Врубаешься?

– Погоди-погоди, дай мозгами поскрипеть. Чувиха?

– И классная, – ухмыльнулся Сенька. – Доперло наконец? Езжай, вручай и знакомься. Для кента ничего не жалко, тем более ничейного…

– С началом нового… Сколько ж она кончила?

– Восемь. В девятый пойдет.

– Сенька! – с чувством сказал Доцент. – Ты что, с елки рухнул, башкой приложился? Получается, чувишке пятнадцать?

– С половиной, по точным данным разведки.

– А не один ли хрен? За нее ж сто семнадцатая полагается. И дело не в том, что до семи лет. А за сто семнадцатую еще в КПЗ раком ставят. С понтом, не знаешь, Катая не слышал, да и без Катая…

– Ты погоди, – сказал Сенька энергично. – Стой там и слушай сюда. Тебя ж никто не заставляет ее жарить, дураков нет. Ты ж сейчас без постоянной девочки. Вот и будет тебе на первое время заменитель. В кино сводишь, на танцы, в темном уголке к заборчику прислонишь и руки малость пораспускаешь. И под статью не попадешь, и будет чем заняться в свободное от работы, литробола и кошкобола время. Будешь не первый такой и даже не десятый. Куча народу на таких целочках тренируется, а они и сами рады курс молодого бойца пройти с чувашами постарше. Тявый с Полканом и сейчас с такими ходят, сам должен знать.

– Ну, знаю. Ни хера в этом нет, но что-то в этом есть… А ты-то ее откуда знаешь? Не могло ж тебя просто так туда занести, от нас до Буденного не ближний свет. Ну ладно, ты ей уже телеграммы возил, надо полагать. А всё остальное из головы взял?

– Да не совсем, – сказал Сенька. – Между нами, мужиками… Уже три недели с ее соседкой хожу. И одноклассницей. Женечка с Буденного, шестьдесят шесть. «Переговорку» завез, она вышла. Потрепался да и подклеил, а она склеилась. Ничего так Женечка. На видок и все семнадцать дашь, как и этой Юлечке. И целоваться умеет, и не пищит особенно, когда ручки чуток подраспустишь. Мы с ней как-то у ворот стояли, тут эта Юлечка домой шла. Я и спросил у Женьки потом, как да что. Ни с кем конкретно не ходит, но кой-какой курс молодого бойца прошла. В наше с тобой время они этот курс в восьмом и проходили, а уж нынешние… И фотки смотрели, и разговорчики вели промеж себя насчет того и этого, и с одноклассниками обжимались. И портвешок уже пару раз пробовали, а уж курить – покуривают обе втихаря, как полкласса девочек.

– Заинтриговал ты меня… – искренне сказал Митя. – Сколько смотрел на Тявого с Полканом, самому в голову не приходило… А молчал!

– Да вы бы с Батуалой первые начали подкалывать насчет лирики с романтикой. Как Тявого с Полканом подкалывали.

– А у тебя с этой Женечкой что, лирика с романтикой? – прищурился Доцент.

– Ну не так чтобы уж очень, – подумав, сказал Сенька. – Но что-то такое в этом есть. Вот ты сам прикинь, Доцент: когда подклеишь которую на танцах или на улице, о чем в первую очередь думаешь? Когда ее прижмешь в подъезде или в темном уголке?

– Тоже вопрос… – фыркнул Доцент. – Как бы ее, лапочку, побыстрее да половчее уложить.

– Вот то-то! – Сенька поднял палец. – А с такой, как Женечка, – ну абсолютно другие впечатления. Интересные, новые и сложные. Держишь ее в богатырских руках, нетронутую, и прекрасно соображаешь, что жарить ты ее никогда не будешь. Пока станет совершеннолетняя, много портвейна утечет… Возьмешь ее взасос, а она этак неописуемо трепыхнется, вся из себя невинная… Ох, кайф…