Островитянин - читать онлайн книгу. Автор: Томас О'Крихинь cтр.№ 40

Я и не думал ему отказывать, потому что иначе он бы мне устроил представление.

Песня, которую я спел, была «Холм черноволосой» ^[81], и мне пришлось петь ее до самого конца. Пусть там были два певца лучше меня, зато были и трое, кто пел хуже. Старшая женщина спела еще одну песню, и у нее получилось отменно. Ее дочь спела «Голая еловая доска» ^[82] – и тоже получилось замечательно. Пили крепко и много, до тех пор пока всяк не нагрузился под завязку. Дом битком набился народом, и снаружи людей было тоже полно.

Вскоре я увидал дюжего мужчину, который прокладывал себе путь сквозь толпу:

– Прошу прощения, мужики, – сказал он, протискиваясь прямиком ко мне. Он принялся горячо трясти мою руку. – Черт, я уже чуть было домой не ушел, а от тебя еще ни единой песни не слыхал! – воскликну он, ударив по столу, и закричал:

– Полпинты крепкого сюда!.. Ой, ну правда, врежь чего-нибудь во весь голос.

Он меня хорошо знал, а я знал его, потому что еще до этого мне часто приходилось петь ему песни. Пить он умел хорошо и пил при этом порядочно. Сразу же появилось полпинты. Это я должен был выпить залпом без всяких отговорок. Потом пошла музыка.

Хорошо помню все песни того дня. «Я б ни за что не сказал, кто она» – вот что я тогда для него выбрал. Ведь я знал наверняка, что именно это любимая песня того здоровяка, потому что именно ее нередко для него пел. После того как я закончил, верзила проставился всем вокруг.

– Интересно, – спросил он меня, – а здесь есть еще хоть кто-нибудь, кто умеет хоть что-то петь?

– Еще как есть, сынок, – сказал я и указал на двух женщин с острова Иниш-Вик-Ивлин.

Ни одна из них также не отказалась от его предложения спеть, и, представь себе, они стали петь песню вместе. Поскольку они мать и дочь и одна из них вышла из чрева другой, в этом не было ничего особо удивительного.

Я мог провести два дня и две ночи без еды и питья, слушая голоса этой пары, но не думаю, что многих из этой компании поразил тот же недуг, что и меня.

Когда песня закончилась, здоровяк от всего сердца пожал руки обеим певицам и проделал то же самое со мной – это же я подсказал ему, где взять такую неземную музыку. Он снова стукнул по столу и еще раз крикнул принести полпинты. Тогда полпинты стоили шиллинг, а сегодня, когда я кропаю эти записки, уже девять шиллингов.

Он вложил мне в руку посудину, которой надо было поделиться с другими. Один человек пригубил оттуда, а двое не попробовали ни капли. Тут я увидел Диармада Солнце, который тяжело сопел, явно перебрав, и осознал, что мы, возможно, проведем в этом городе еще одну ночь. Никто, похоже, не собирался расходиться, а путь домой предстоял неблизкий. Вскоре здоровяк повернулся ко мне и опять пожал руку.

– Я б хотел еще одну твою песню послушать, пока мы не ушли домой, – сказал он, – а то много времени пройдет, прежде чем мы опять встретимся.

Я, конечно, не стал ему отказывать. Спел и песню, и еще две; потом женщины с острова спели три-четыре, и к тому времени, как я подумал, что давно пора бы домой, я уже вообще ничего не помнил.

В конце концов – а это было уже на исходе следующего дня – началась ярмарка шерсти, то есть ярмарка, которая всегда открывается последней. А значит, нам пришло время наконец-то выдвигаться домой. Но Диармад пошел вразнос и слышать не желал о том, чтобы вернуться в свою хижину – по крайней мере до Рождества или хотя бы пока не выйдет все пиво.

Я заговорил с ним сердито, сказал, что ему пора бы уже домой, после того как он отсутствовал два дня и две ночи, а он – честное слово! – подбежал ко мне и смачно поцеловал. Я потолковал с женщиной с острова и объяснил ей то же самое.

– Да ну, в самом деле. Денек выдался – лучше не придумаешь, не всегда же у нас такие будут, – ответила она.

Я бы, возможно, прекрасно понял такой ответ сегодня, когда сам уже довольно пожилой человек. И наверно, сейчас не стоит жаловаться, как я воспринимал все это тогда, когда все мы были молодыми.

Я притащил своего дядю домой, там было полно ребятишек, и некоторым из них не удавалось наесться досыта, пока те деньги, что мы выручили за свиней, не позволили купить им чего-нибудь. У женщины с острова, когда она уехала, в хижине на морском берегу осталось всего два стоуна ^[83] желтой кукурузной муки.

Серьезно поразмыслив над всем этим, я сказал себе, что пора перестать давать советы таким людям и оставить их в покое. Так я с тех пор и поступал.

Я приглядел за тем, чтоб в моем доме хватало еды и оба моих старика не испытывали нужды ни в чем в мое отсутствие, пускай бы даже меня не видать три месяца. Крыша тоже не протекала, потому что к зиме была готова новая. До сих пор каждый год под старой крышей оказывалось хотя бы одно куриное гнездо, но гнезда-то все равно стояли пустые. Короче говоря, я махнул рукой, перестал думать про все это и больше не беспокоился.

Почти все к тому времени убрались из паба, кроме здоровяка. Женщина с острова подошла к нему поговорить. Она сказала, что ей нужна лошадь из города, чтобы довезти ее завтра до Дун-Хына.

– И потом, – сказала она, – если бы к утру у меня были деревенские лошади, я бы перевезла свою поклажу домой.

– А у тебя есть что везти? – спросил он меня.

– С полмешка муки у меня будет, – сказал я.

– У Диармада, наверно, тоже что-то есть, – заметил он.

– Есть, разумеется, – сказал я.

Сам Диармад в это время был без памяти.

– Вот вам моя рука и честное слово, что я приеду сюда в восемь часов завтрашним утром, если только буду жив, – сказал он.

Он запряг свою лошадь и отправился по главной улице. Думаю, у него не заняло много времени добраться до собственного дома. Я вернулся туда, где оставался бродяга Диармад. Стоять у него получалось с трудом. Обе женщины последовали за мной.

– Пойдем, – сказал я ему. – Поехали домой. Ты что же, совсем не думаешь, какую приятную женщину там оставил?

– Она не слишком приятная женщина, – сказал он. – Так что ничего страшного.

Мы подняли его на ноги и пошли поискать чего-нибудь поесть. Еда была хорошая, но съели мы очень немного. Я добрел до кровати и сразу же провалился в сон. Гораздо позже ночью старина Диармад тоже направился к кровати. Он быстро заснул, да так и пролежал, словно мертвый, до самой зари. Я опять задремал немного, а когда проснулся, уже забрезжило утро и наступал новый день. Я старался не засыпать, рассудив, что скоро приедет возница, чтобы забрать нас, – разумеется, если он был человеком слова. Я, конечно, не думал, что он подъедет так рано, как сам намеревался; но надеялся, что уж когда-нибудь в течение дня он подъедет, потому что он казался мне человеком солидным.