Слон для Карла Великого - читать онлайн книгу. Автор: Дирк Гузманн cтр.№ 86

– Вы затронули интересную тему, сестра Имма. Вы что-нибудь знаете об опытах в Ингельхайме?

Она отрицательно покачала головой.

– Когда я последний раз со своим двором разбил там зимний лагерь, а это было несколько лет назад, один монах по имени Ворад повел меня в свою мастерскую. Он показал мне очень странную аппаратуру. Там не было недостатка в различных экзотических музыкальных инструментах. Ворад поведал мне, что он уже несколько десятилетий ищет возможность сохранить музыку, прежде чем она улетучится. Нет, он выразился иначе: прежде чем она будет израсходована. В соответствии с его теорией, звуки существуют только до тех пор, пока не будут услышаны, он даже сказал: «Будут впитаны ушами». Чтобы подтвердить свой тезис, он привел в пример феномен эха. Как он пояснил, тот, кто кричит в ущелье, испускает звуки, которые висят в воздухе, пока не ударятся о скалу и не отразятся. И только тогда, когда они снова попадают в ухо человека, который их испустил, они «впитываются» ими и после этого замолкают. Вы следите за моей мыслью?

– Ворад, наверное, был умным человеком. Однако я не могу понять одного: если я кричу в направлении твердого камня, звук отражается, потому что остался «не впитанным». Давайте теперь рассмотрим пример с той же местностью, но сильно поросшей лесом. Тот, кто кричит там, ничего не услышит, кроме шума деревьев.

Карл прищелкнул языком.

– Блестящее возражение. Я тоже пытался вывести Ворада из равновесия этим аргументом. И знаете, что он сказал?

В этот раз Имма сама попросила налить ей вина, сделала большой глоток и посмотрела через край кружки на императора.

Карл продолжал:

– Как считал Ворад, если эхо не возвращается, значит, звук был услышан какой-то скрытой парой ушей. Однако, поскольку только человеческие уши понимают человеческие слова и могут их «впитать», вот вам доказательство: там, где нет эха, скрываются чужие люди. По этой причине он был таким взволнованным и хотел обязательно рассказать об этом. Добрый Ворад был твердо убежден, что благодаря его открытию мои воины могут выследить любого врага, который прячется от них.

– И при этом он не обратил внимания на то, что кричащие люди выдают только самих себя. – Имма почувствовала, что у нее щекочет в горле, и разрешила себе улыбнуться, однако не удержалась и рассмеялась.

Карл тоже не смог дольше сохранять серьезность и рассмеялся так громко, что один из герцогов от испуга уронил кружку. Имма закрыла лицо руками, чтобы никто не увидел ее щек, раскрасневшихся от вина и веселья.

Карл подавил смех большим глотком из глиняной кружки и испустил довольный вздох:

– Этот Ворад по-своему очень хитрый парень. Он привязан к своей теории, словно Христос к кресту. Конечно, он очень скоро заметил, что я не верю его словам. Поэтому он посылал мне доказательства в Аахен. Как он считал, неопровержимые доказательства.

Имма пропустила еретическое замечание мимо ушей. Слишком сильно ей хотелось услышать побольше об идеях монаха Ворада.

– А какие же это были доказательства? О, расскажите, Карл!

– Трубка из тисового дерева, длинная и полая внутри, похожая на колчан для стрел. Там, откуда должны выглядывать стрелы, она была закрыта крышкой. В прилагаемом письме Ворад объяснил, что наконец нашел надежный метод сохранения звуков. Он провел эксперименты с трубками, в которые кричал или пел, пытаясь понять принцип их «расходования». Прежде чем звуки отразились от стенок трубки и вышли из отверстия, он поймал их с помощью крышки.

– Вот это да!

– Я тоже так подумал, удалился в тихую комнату, закрыл дверь и осторожно открыл трубку, причем прижал ее плотно к уху, чтобы ни один звук не ускользнул, не будучи услышанным. Однако емкость молчала. Разочарованный, я написал Вораду, что его эксперимент не удался, однако за это время монах настолько убедил себя в успехе своих экспериментов, что ни за что не хотел признать неудачу. Он утверждал, что среди императорских курьеров якобы были шпионы, которые выпустили звуки из трубки и сами их прослушали. С тех пор я с удручающей регулярностью получаю посылки из Ингельхайма, состоящие из десяти или больше «говорящих трубок», но все они молчащие и пустые. К счастью, мои мастера при строительстве архитектурных конструкций находят им применение.

Имма, ничего не понимая, покачала головой:

– Слуга Господа, который проводит время за тем, чтобы законсервировать звуки. На основе этого можно сочинить поучительную историю для детей.

– Я уже надоел вам своими рассказами, тогда как вы хотели меня о чем-то попросить. – Он с трудом подавил зевок.

От Иммы не укрылась усталость Карла. Она мельком подумала об аббатисе и о знаках, которыми на письме можно было записывать звуки, – она их придумала и любовно называла «моими невмами». С их помощью Ротруд удалось запечатлеть звуки на пергаменте. Аббатиса заслужила, чтобы ее лично отметил император. Однако взаимопонимание уже было достигнуто, и Имма не хотела уступать памяти Ротруд внимание Карла. Она решила отложить возможность рассказать об этом на более позднее время и сменила тему:

– Я хочу исповедаться.

Карл от удивления раскрыл рот:

– Я не священник. Вы обращаетесь не к тому человеку.

– Разумеется. Но у меня есть особое желание. Мои грехи по отношению к Иисусу Христу, Господу нашему, лежат на моем сердце столь тяжким грузом, что их невозможно снять общим опущением грехов при богослужении. В Санкт-Альболе я пыталась уговорить аббатису, чтобы она лично приняла у меня отпущение, однако она отказалась, поскольку мое желание противоречило правилам ордена и даже общему церковному праву.

– Исповедь отдельного человека кажется мне воистину необычайной. Представьте себе, что случится, если в наших церквях больше не будет всеобщего отпущения грехов! Если каждый будет в одиночку исповедоваться, чтобы были упомянуты каждое греховное действие, каждая греховная мысль, то святая месса затянется на многие дни. Едва будет дано отпущение последнему из грешников, как первые снова выстроятся в очередь.

Несмотря на симпатию, которая возникла было у Иммы к императору, она резко ответила:

– Законы церкви я изучила очень хорошо. И я чувствую границы, которые Рим определяет вере. Они сдерживают сектантов, чтобы не допустить хаоса, в который мы можем погрузиться. То, о чем я хочу вас попросить, трудно для меня, поскольку означает возвышение моей личности над общиной. Однако куда бы я ни пошла после этого смутного времени – в какой-нибудь другой орден или в Царство Небесное – я могу служить Господу только с просветленной душой. Разрешите мне личную исповедь! Вы император, и никакой церковник не может воспротивиться вашему желанию.

– Сестра Имма, я уважаю вас и ваши намерения. Однако я не могу нарушить действующее церковное право. В конце концов, я лично закрепил его в «Admonitio generalis» ^[61]. Кто же будет почитать правителя, который корректирует право только потому, что кто-то нашепчет ему свое желание? Кроме того, мы сейчас отправляемся на битву, а кодекс воина запрещает нам думать о днях, которые будут после нее. Сейчас наш лозунг звучит так: «Победа или смерть!» Духовными проблемами мы будем заниматься позже.