Соловушка НКВД - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мишаткин cтр.№ 83

СССР.

Прочитанное ничуть не удивило, все пункты обвинения прежде звучали на допросах.

«Ни одно не подтверждено документами, свидетелями. На процессе запросто разобью», — решил Ягода. Обрадовало, что ни слова об отравлении отца и сына Горьких.

Постарался запомнить прочитанное, но от напряжения в глазах потемнело, буквы стали нерезкими.

Не притронулся к обеду и ужину, это насторожило тюремщика, решившего, что заключенный объявил голодовку протеста, придется кормить с помощью зонда. Выпил из кружки пару глотков остывшего чая.

«Не только мне, а и следователям с Вышинским предельно ясно, что все обвинения притянуты за уши, высосаны из пальца… Но каждый пункт весьма серьезен, тянет на «вышку». Почему после успешно проделанной работы с Бухариным мое положение не улучшили, рацион питания остался прежним, нe дали прогулок? Поручение выполнил на отлично. Что бы ни было, нельзя опускать руки, паниковать. Если Вышинский с судьями не снимут обвинения, во всем разберется Хозяин, вспомнит о заслугах его верного вассала, оруженосца и вернет свободу…»

Вернул посуду с несъеденной едой. Прилег, отвернулся к шершавой стене. Вспомнил протоколы обыска своих квартиры и дачи.

«Ничего, что повредило бы мне, не нашли, цел предусмотрительно оборудованный тайник с важными бумагами. Станут на суде талдычить о шпионаже, подготовке терактов, восстания, умерщвлении двух Горьких, Орджоникидзе, Менжинского, выдам клад, и многим так называемым неприкасаемым в Политбюро, ЦК, наркоматах не поздоровится. Пусть снимут политические обвинения, готов отвечать за растрату казенных денег, неисполнение своевременно решений вышестоящих организаций, плохой контроль за работой подчиненных, злоупотребление спиртным, но только не за антисоветизм».

Размышлял бы долго, но дал знать затянувшийся допрос, очные ставки, веки сомкнулись, и Генрих Григорьевич погрузился в сон.

Вышинский прибыл в Кремль, как было принято, раньше назначенного времени. Предъявил у Тайницких ворот удостоверение личности, паспорт, дал проверить содержимое портфеля на предмет отсутствия в нем оружия, взрывчатых веществ, получил заранее выписанный пропуск.

В приемной вождя поздоровался с Поскребышевым. Спустя пару минут услышал разрешение войти. Застегнул пиджак на все пуговицы, поправил узел галстука, отворил дверь.

В довольно просторном кабинете с картой страны, шкафами с книгами Сталин сидел за массивным письменным столом под портретом читающего «Правду» Ленина. Опережая приветствие, спросил:

— Как настроение?

— Прекрасное, товарищ Сталин, — поспешил ответить Вышинский.

— Как продвигается следствие?

— Идет без сбоев.

Сталин предложил присесть, сам вышел из-за стола, стал раскуривать трубку. Облаченный в неизменный френч с накладными карманами, в брюках, заправленных в сапоги из мягкой кожи, прошелся за спиной прокурора.

— Ознакомился с протоколами допросов. Много переливаний из пустого в порожнее, топтаний на одном месте. Следствие неоправданно затянулось, пора передать арестованных в суд. Очень жаль, что преступников нельзя, как в минувшие века, прилюдно казнить на Лобном месте Красной площади. Одно хорошо, что не затронуты попытки физического устранения товарища Сталина, что он стал объектом происков врагов не стоит разглашать. — Подошел к окну, всмотрелся в серебристые во дворе ели, когда обернулся, черты лица изменились, глаза источали гнев. — Шелудивый пес, жидовское отродье Лев Бронштейн посмел в своем паршивом «Вестнике оппозиции» пролаять, будто Сталин из последних сил цепляется за ускользающую из его рук власть, еще немного, и советский полицейский аппарат свергнет его.

Сделал паузу, вспомнив обстрел с берега в Гаграх своего катера, тогда никто не пострадал, но на всякий случай сменил всю команду и личную охрану.

Вышинский, не шелохнувшись, взирал на вождя и думал, что вызов снова проходит ночью, зная распорядок дня Сталина, члены ЦК, Политбюро, наркомы вынуждены чуть ли не до утра сидеть возле «вертушек» прямой связи с Кремлем, с животным страхом ожидать в трубке хриплый голос с грузинским акцентом.

Сталин выбил трубку, стал вновь набивать её листовым табаком «Золотое руно».

— Добавьте в обвинения бытовое разложение, это станет понятно простому народу, заставит его ненавидеть развратников, соблазнителей малолетних девочек и мальчиков, горьких пьяниц. Не жалейте грязи, измажьте ею врагов с ног до головы.

Прокурор обладал цепкой памятью и ничего не записывал за «дирижером» следствия и будущего процесса, что Сталин оценил.

— Бухарин мало покаялся. Хитрит, держит за пазухой увесистый камень, на суде бросит его нам в лицо, покажет зубы, допустить это ни в коем случае нельзя. Главная задача не только провести на должном уровне процесс, вынести единственно возможный приговор, но и заставить подсудимых не распустить на публике языки, безоговорочно признать все им инкриминированное. Каждого, кто сядет на скамью подсудимых, следует держать на коротком поводке, не позволить говорить отсебятину. Беспокоит и Ягода. Он погряз в оппортунизме, почил на лаврах, испорчен властью, какой обладал в бывшем наркомате. От него можно ожидать любого фортеля. По нашему недосмотру, попустительству о нем создали гимн, его портреты вывешивали в кабинетах, на недостатки в органах смотрели сквозь пальцы.

Сталин вытянул из папки донесение нового начальника НКВД Николая Ежова:

В среде бывшего руководства чекистов зрело настроение самодовольства, бахвальства. Вместо того чтобы сделать надлежащие выводы из троцкистского дела и исправить собственные недостатки, Ягода с подчиненными мечтали только об орденах, в аппарате органов царила самоуспокоенность, которой чекисты заразились от Ягоды.

Сталин вернул донос в папку.

— Следует признать, что Ягода начинал по-боевому, засучив рукава, но позже снизил темп, перестал выметать сор из нашей избы. Полностью себя исчерпал как руководитель важнейшего наркомата. С его арестом опоздали, надо было лишить свободы значительно раньше. — Сталин положил на полированную крышку стола внушительного размера кулаки. — Хвастался своим организаторским талантом, умением содержать в надлежащем порядке подведомственные ему лагеря перевоспитания, на деле потерял классовое чутье. — Не делая логического перехода, спросил в лоб: — Сколько преступников предстанет на суде?

— Двадцать один.

Сталин хмыкнул в усы.

— Очко! Первым номером пойдет Бухарин, вторым Ягода, следом остальные. Главным уделить самое пристальное внимание. С Бухариным более-менее ясно, что скажете о Ягоде?

Вышинский предвидел такой вопрос, поэтому подготовил ответ:

— Карьерист каких поискать. Для него нет ничего дорогого и святого, продаст родную мать. Себе на уме, ловко скрывал преступные намерения, и поэтому длительное время не могли разоблачить. Виноват в разбазаривании государственных средств, раздаче подчиненным без оснований и соблюдения очереди квартир, служебных дач. Теснейшим образом был связан с руководителями оппозиции. Сейчас изворачивается как уж. Сделает шаг к отступлению и тут же два в наступление. Как тонущий судорожно хватается за любую соломинку, лишь бы не пойти ко дну. Пытается оправдаться, снять с себя вину или переложить ее на других. В наркомате окружил себя подхалимами, любимчиками, которым за курение ему фимиама как псам бросал в виде подачек премии, повышения спецзваний. Не терпел в свой адрес критики. С неугодными расправлялся круто. Упивался властью. Стряпал липовые дела и того же требовал от подчиненных, чтобы выслужиться перед вами…