Скамейка Полли - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Шиляев, Ирина Боброва cтр.№ 27

Зато мать невесты, миссис Браун с большим удовольствием рассказывала, какое это счастье для девушки – сделать столь блестящую партию!

Здесь будет уместно сказать несколько слов о том, кто такая миссис Джейкоб Браун. В девичестве Оливия Рид, дочь почтенного пресвитера, человека, уважаемого в Роузвуде сверх всякой меры. И он, и его супруга имели репутацию людей едва ли не святых. К большому сожалению горожан, достопочтенный пресвитер и его благочестивая супруга рано покинули этот мир, оставив сиротой пятнадцатилетнюю дочь. Опекуны, в отличие от её умерших родителей, терпением не отличались. Они постарались побыстрее сбыть с рук обузу, выдав девушку замуж. Но, даже несмотря на наследство, желающих вступить в брак с сиротой, в Роузвуде не находилось. В городе столько красавиц, что на дурнушку Оливию Рид никто не обращал внимания. В пятнадцать лет все девушки похожи на бутон розы, что вот-вот превратится в прекрасный цветок. Дочка почтенного проповедника в свои пятнадцать лет тоже походила на бутон, только бутон этот засох, не успев расцвести. Более жалкого создания, чем сирота, невозможно представить: худая, широкоплечая, высокая, глаза блёкло-голубые, всегда смотрят в сторону. Побитое оспинками лицо «украшал» длинный, тонкий нос. Казалось, будто девушка постоянно к чему-то принюхивается. Возможно, всё было бы не так печально, если бы Оливия Браун умела одеваться и, главное, имела бы такую возможность. Она могла бы хорошо выглядеть благодаря одежде, ведь только некрасивые женщины могут позволить себе быть экстравагантными. Смелое, а главное неожиданное сочетание предметов туалета отвлекает от некрасивости лица и изъянов фигуры. Больше того, именно неправильные черты лица становятся завершающим штрихом всего образа смелой и независимой леди. Но откуда возьмётся такая черта характера у дочки людей, посвятивших себя Богу? А может тому виной стали пуританское воспитание, скупость опекунов и отсутствие вкуса у самой девушки.

Оливия, как единственная наследница своих родителей, нескольких тётушек и одного дяди, могла бы позволить себе многое, но – согласно завещанию – по достижении тридцати лет, если не выйдет замуж. К двадцатипятилетию дурнушки Рид в живых оставалась только старшая сестра её отца. Тётушка пригласила девушку в гости, но после приглашения, на следующий же день, пришло известие о её смерти. Дочка пресвитера, выложив из чемодана светскую одежду, уместную на приёмах и чаепитиях, взяла траурные платья и чёрные шляпки с вуалью – и поехала на похороны. От этой тёти Оливия наследовала небольшой дом и землю, ещё были какие-то деньги в банке. Как потом выяснилось, немалые. Старая дама при жизни отличалась прижимистостью. Проповедуя воздержание, она с удовольствием наблюдала, как растёт банковский счет. Медленно, но неуклонно. Тётя Оливии Рид так боялась возможных убытков, что никогда не рисковала. Она хранила деньги в надёжном банке, на долгосрочном вкладе. Можно сказать, что последняя родственница дурнушки Оливии умерла от счастья. Получив выписку о состоянии счёта, она впервые в жизни почувствовала себя не просто зажиточной женщиной, а богатой. Почувствовала так явно, что сердце её на мгновенье перестало стучать. Старой даме надо было отвести глаза от банковской бумаги и переключить внимание на что-то другое – и тогда сердце бы снова радостно забилось. Но крепкая здоровьем старуха не смогла этого сделать. Пауза затянулась ровно настолько, чтобы тётя Оливии Рид замертво упала на пол. Слуг рядом не оказалось, на них она тоже экономила, предпочитая жить в маленьком домике, который легко убрать самой. На следующий день молочник обнаружил её мёртвой, и только потому, что при жизни старая женщина требовала, чтобы молоко, во избежание покражи, не оставляли на улице, а заносили в дом.

Дочь почтенного пресвитера спокойно отнеслась к известию. Она уже привыкла, что на похоронах бывает чаще, чем на крестинах или свадьбах. Да и кто бы её приглашал? Мужчины игнорировали, а женщины либо лицемерно сочувствовали, либо – те, что помоложе – хихикали за её спиной или позволяли себе сказать какую-нибудь колкость, будто бы в сторону, между собой, но так, чтобы Оливия обязательно услышала.

Похоронив родственницу и уладив дела с наследством, девушка не спешила возвращаться в Роузвуд. Она нарочно выбрала окружной путь. Компаньонка – вдова городского аптекаря, ворчала, но Оливии не хотелось домой. Даже три лишних дня в дороге – приключение, сулящее хоть какие-то перемены, возможность помечтать, представить себя другой, рядом с другими людьми, и по-другому одетой. Она давно уже привыкла думать, что в её жизни ничего хорошего не будет.

Но в жизни есть то, что люди называют случайностью. Случайность может ждать вас за любым углом. Ждать очень долго, терпеливо. Случайность, изменившая жизнь Оливии Рид притаилась возле конюшни, в размытой дождями канавке. Старая дева, устав слушать ворчание и жалобы компаньонки, нашла предлог, чтобы хоть немного побыть одной. Сказала, что пойдёт, поторопит кучера.

Девушка подошла к конюшне и уже собиралась открыть дверь, как каблук старых, не однажды чиненых башмаков, попал в канавку. Она упала бы прямо на закрытую дверь, поранив лицо и руки, но дверь вдруг открылась – и Оливия Рид оказалась в объятиях мужчины. Пролепетала что-то невнятное, радуясь, что густая вуаль на траурной шляпке скрывает покрасневшее с досады лицо.

– Осторожней, красавица, – сказал мужчина приятным голосом.

Это дурнушка и старая дева Оливия Рид всегда мечтала услышать в свой адрес. Но не так. Не так мимолётно, не как формальное обращение развязного кучера к порядочной женщине. Слуги, который даже не понял, как оскорбил её! Он, конечно, не имел в виду ничего плохого, и не знал, как болезненно вроде бы равнодушная к своей внешности девушка реагирует на отражение в зеркале. Но Оливия не успела об этом даже подумать. Слово «красавица» показалось ей ударом, пощёчиной. В ней будто что-то взорвалось, что-то, что сломало внутренние барьеры, смело постоянное учтивое равнодушие.

– Красавица?!! – закричала она. – Я – красавица?!!

Мужчина поставил её на ноги и отступил на шаг, явно удивлённый яростным криком.

– Посмотри! – И девушка сорвала с головы шляпку. – Посмотри, я же уродина!!!

Ярость вдруг куда-то пропала, а вместе с ней Оливию покинули и силы. Она опустилась на землю, впервые не думая, что может испортить одежду, а на новую опекуны выдадут деньги не скоро, и компаньонка будет задавать вопросы, на которые надо что-то отвечать. Девушка просто разрыдалась. Уткнулась лицом в шляпку и плакала, наверное, впервые в жизни, плакала навзрыд.

– Господи, – жарко шептала несчастная старая дева, – Господи, спасибо тебе за всё… Я со смирением принимаю все испытания, что ты мне уготовил… Спасибо, Господи… но… может, уже хватит?

– Посмотри на меня, – она отбросила шляпку в сторону и, всхлипывая, произнесла:

– Кра… кра… савица, да?..

Мужчина присел рядом, как-то очень бережно прикоснулся к её подбородку – и заглянул прямо в глаза. После этого он уже не мог сказать, действительно ли она так некрасива, как говорит, потому что увидел в глазах Оливии Рид нечто, созвучное его собственным переживаниям и мечтам. В глазах некрасивой девушки плескались одиночество и боль изгоя, обида на незаслуженное, оскорбительное пренебрежение окружающих, надежда на счастье, и – несмотря ни на что – вера в любовь. Он увидел там многое, но говорить об этом ей не стал. Он сказал то, чего Оливия никогда не ожидала услышать в свой адрес: