Прощальный подарок Карла Брюллова - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Алейникова cтр.№ 34

Любовь Георгиевну прервал негромкий стук в дверь.

– Олег Георгиевич, можно?

– Да, да. Минутку, – обрадованно сорвался с места Олег, радуясь короткой передышке. – Здравствуйте, Борис Геннадьевич, – отпирая дверь, смущенно поздоровался с квадратным, средних лет гражданином в спортивном свитере и брюках.

– О, вы не один? Прошу прощения, я на минуточку. Это вот состав команды для дружеского матча с Ригой.

– Значит, картину ты не продавал, а просто отдал этим гостям с юга? – тихо спросила Любовь Георгиевна, когда за посетителем закрылась дверь.

– Ну да. А что тут такого? Всем же лучше было, хлопот меньше.

– Идиот! У одноклеточных мозгов больше, чем у тебя! – снова опускаясь на стул, выдохнула Любовь Георгиевна. – Они спросили, откуда картина? Как вообще зашел разговор про картину?

– Ну, помнишь, ты же сама тогда сказала, что такой суммы у тебя нет. Один выход – продать картину, но так быстро покупателя не найти, и еще надо копию изготовить, помнишь?

– Помню.

– Ну, я им это объяснил, а они сказали, сами найдут покупателя. И согласились обождать несколько дней, пока ты копию сделаешь.

– Про копию ты им тоже рассказал?

– Ну да. Надо же мне было объяснить, почему сразу не можем картину отдать, – с видом усталого превосходства объяснил Олег.

Любовь Георгиевна пропустила его тон мимо ушей.

– Подведем итоги. Ты пришел к незнакомым жуликам и сказал, что у твоей сестры, точнее, у ее мужа, имеется коллекция живописи, она готова продать одну картину, чтобы рассчитаться с долгами. Но картина принадлежит ее мужу. Поэтому ей надо сперва изготовить копию, чтобы подменить картину. Потом найти покупателя на картину, а уже затем будут деньги?

– Ну да.

– А потом они спросили, что за картина? И ты сказал, что точно не знаешь, но что в коллекции картин много, чтобы они не волновались. Потом сказал, что картина стоящая, Левитан, и, наверное, добавил, что его работы есть в Русском музее, могут сами убедиться?

– Ну да. Они в искусстве вообще не рюхали, – усмехнулся презрительно Олег.

– Они немного подумали, сходили в Русский музей и после этого согласились взять картину в счет долга.

– Ну, в общем, да.

– Собирайся, мы едем в милицию, – поднимаясь, распорядилась Любовь Георгиевна.

– Зачем? – Лицо Олега выражало детское, наивное нежелание нести положенную кару. Губы его жалко скривились, лицо скуксилось.

– Затем, что я не желаю терять принадлежащие моей семье миллионы из-за такого жалкого эгоистичного червяка, как ты. И запомни на будущее, дорогой братец, что бы с тобой ни случилось, на мою помощь в этой жизни ты можешь больше не рассчитывать. Даже если у меня на глазах тебя будут пытать или резать, я пройду мимо. Ты мое слово знаешь. – Угроза прозвучала весомо, и Олег ни на миг в решении сестры не усомнился. – А теперь вставай, едем.

– Люба, зачем в милицию? Ты же сама говорила, что нельзя их привлекать, сама говорила, что у отца будут большие неприятности, ты же сама говорила, что его могут из партии исключить, если узнают про мои… В общем, про то, что я играю. Люба! – метался вокруг сестры Олег, видя, как решительно и сурово она надевает пальто, натягивает перчатки. – Люба, меня с работы могут уволить или в поездки больше не выпустят!

– Да, в поездки ты больше ездить не будешь, но об этом тебе надо было думать раньше. А теперь я буду заботиться только о своем благополучии. Михаил проживет и без поддержки нашего отца, он крепко стоит на ногах. Твоя история его никак не заденет. С милицией я договорюсь, чтобы о моем участии муж ничего не знал. Уверена, что мне это удастся. Отец, конечно, может потерять все, и должность, и партбилет, но они с матерью уже пожилые люди, пожили свое, в крайнем случае будут сидеть на даче, цветы разводить. У отца пенсия не за горами. И, в конце концов, им надо было раньше думать о том, какую сволочь они вырастили себе на голову. Ты их сын, и им за тебя отвечать.

Слова Любы звучали холодно, равнодушно, и Олег впервые в жизни испугался по-настоящему. До сих пор, как бы его ни ругали, как бы на него ни орали, чем бы ни грозили, он знал, семья его прикроет, вся семья. А теперь… Все вдруг рухнуло, рухнуло как-то вдруг, на ровном месте, когда ничего особенного не происходило, из-за какой-то ерунды. Картина, ограбление… Да найдет милиция эту картину. Никто ничего не заметит, повесят Пичугины ее на прежнее место, и всего делов-то. Как Любка этого не понимает?

– Поехали. Или я поеду одна, тогда за тобой приедут с ордером и заберут прямо с рабочего места. Будешь выходить из комитета под ручки с нарядом милиции, – безжалостно проговорила сестра.

– Дрянь! Гадина! – взвизгнул совершенно по-бабьи Олег, и из глаз его брызнули мелкие злые слезинки. – Утопить меня хочешь? Не выйдет! – Худенький, верткий, со сморщенным от злости и испуга лицом, он был похож на мартышку.

– Выглядишь жалко, – презрительно уронила Любовь Георгиевна. – Ты бы хоть прическу сменил. Бакенбарды эти нелепые, волосы чуть не до плеч… Ведешь себя, как баба, и выглядишь так же. Собирайся.

Вела себя Любовь Георгиевна уверенно, но вот в душе ее боролись сомнения. Правильно ли она поступает? Может, все-таки предупредить отца? Звонить из кабинета Олега? Нет. Откуда? С проходной? Из автомата? Пожалуй.

Главное, чтобы отец был на месте. А Олег? Сперва надо запихать его в машину, чтоб не дал заднего хода. Впрочем, куда он денется? Милиция за шиворот притащит. Да, она позвонит с дороги из автомата.

– Люба, ты с ума сошла? Ты понимаешь, что ты говоришь? Почему ты мне сразу не сказала?

– Ты был в Польше, – сухо ответила Любовь Георгиевна, поняв вдруг, что ей страшно надоело вечно тянуть на себе этого недоумка Олега.

С самого детства ей ставилось в обязанность: «присмотри за братом, помоги, защити, подтяни, удержи, повлияй». И она, как и положено пай-девочке, слушала родителей и тянула за собой, подтягивала в учебе, вытаскивала из сомнительных компаний, платила его долги, она до того запуталась, что прикрывала его даже от родителей. К чему это ее привело? Не пора ли сбросить это ярмо с шеи и предоставить им самим разбираться со своими проблемами.

– Папа, я еду в милицию, это решено. – Голос звучал холодно, равнодушно.

– Хорошо, поезжай. Я что-нибудь придумаю. – Георгий Сергеевич Кружилин сдался, смирился с решением дочери, принял ситуацию.

И Любовь Георгиевна вдруг поняла, по-настоящему поняла, что родители стареют.

8 ноября 1972 года, Ленинград