Навеки твой, Лео - читать онлайн книгу. Автор: Миа Шеридан cтр.№ 31

Мистер Купер тепло улыбается.

— Лучше некуда. У меня в гостях красивая девушка, а на столе — домашнее печенье.

— Так угощайтесь. — Я указываю на тарелку, и он сразу цапает штучку. Я следую его примеру.

Через минуту он говорит:

— А у тебя что нового, мисс Эвелин?

Я заканчиваю жевать, прежде чем ответить, и мне немного неловко.

— У меня кое-кто появился, — тихо говорю я.

У него удивленный вид, наверное, потому, что за все годы нашего знакомства речь никогда не заходила о каких-либо моих парнях. Но он тут же расплывается в улыбке:

— И кто этот счастливчик?

— Его зовут Джейк. Он руководит компанией, которая занимается рентгеновскими технологиями. — Я машу рукой в знак того, что не разбираюсь в таких вещах. — Он… хороший, умный и красивый… — Я краснею, опускаю глаза и внезапно окончательно смущаюсь.

Но мистер Купер все еще улыбается, пристально наблюдая за мной.

— Что ж, Эвелин, полагаю, что ты влюблена.

— Ой! — Я мотаю головой. — Нет, это длится совсем недолго. Мы практически только-только познакомились.

Он изучает меня секунду и нежно улыбается.

— Когда я впервые увидел Мэри, я сразу понял, что она для меня единственная. И ни на секунду в этом не усомнился в последующие сорок три года.

Я с грустью смотрю на него, мое сердце сжимается. Я знаю, что смерть жены все еще тяжелая для него тема, хотя прошло уже немало лет с тех пор, как он потерял ее.

— А он понимает, что получил в твоем лице, Эвелин?

Я не уверена, что хорошо поняла, что он имеет в виду, но отвечаю:

— Кажется, я ему тоже очень нравлюсь. Он заставляет меня почувствовать себя… особенной. — Я снова краснею. Странно говорить о своей личной жизни с человеком, которого считаю кем-то вроде дедушки.

— Понятно. А ты и есть особенная. Я понял это, когда в первый раз увидел, как ты терпеливо играла во дворе с этими двумя чертенятами. — Он смеется. — А потом сидела одна на крыльце, грустная, но с высоко поднятой головой, я знал, что тебе трудно, но ты была такой храброй.

Я опускаю глаза, вспоминая те дни.

— Я никогда не была храброй, мистер Купер. В детстве я всего боялась, и потом, в подростковом возрасте, тоже. Все время боялась, — шепотом добавляю я.

— Я знаю, Эвелин. Но это не мешало тебе быть доброй ко всем, кого ты знала, в том числе ко мне. Это не мешало тебе посидеть со стариком на крыльце и просто поболтать с ним пару минут, потому что ты видела, что это вызывает у меня улыбку. Это не мешало тебе летом приносить мне стакан воды, когда я косил газон. Даже сейчас — ты думаешь, я не знаю, как тебе трудно подойти к этому дому? — Он кивает на мой бывший приемный дом. — Или сколько времени у тебя уходит на то, чтобы привезти мне тарелку печенья?

Я смотрю на старика.

— Мне нравится привозить вам печенье, мистер Купер. Нравится вас навещать.

— Ну, вот видишь. — Он улыбается.

Я снова опускаю глаза, смущенно изучая свои ногти. Он продолжает:

— А знаешь, почему я зову тебя Эвелин, а не Эви, как все остальные? — спрашивает он.

Я отрицательно качаю головой. Я просто думала, что ему так больше нравится, потому что он из поколения, привыкшего к более формальному обращению, и предпочитает полное имя фамильярной кличке.

Он секунду молчит, явно собираясь с мыслями.

— Я не хочу говорить о чем-то личном, Эвелин, потому что мы никогда не обсуждали обстоятельств, которые когда-то привели тебя в этот приемный дом по соседству. Но я знаю, что не могу сказать ничего хорошего о твоей матери, которая оставила тебя там и никогда больше не появилась в твоей жизни. Я полагаю, ты тоже не можешь.

Я молчу. Конечно, он прав.

— Но твоя мать сделала по крайней мере две правильные вещи. Она дала тебе жизнь, и она дала тебе имя, подходящее для леди. И ты, Эвелин, оправдала его — ты самая настоящая леди. Будь уверена, твой друг-джентльмен в этом разбирается. — Он улыбается, а я смахиваю слезы и, отвернувшись, с улыбкой говорю:

— Раз уж дошло до комплиментов, я тоже кое в чем вам признаюсь.

Я собираюсь с мыслями, становлюсь серьезной и говорю:

— В моей жизни никогда не было большой любви. Скорее, все было наоборот. Но, что бы со мной ни происходило, я знала, что есть по меньшей мере один человек, который добр ко мне и с которым я чувствовала себя полноценной личностью. Когда я жила здесь, — я киваю на соседний дом, — этим человеком были вы. Вы были добры ко мне и даже не представляете, что это для меня значило. Спасибо.

Мистер Купер смахивает слезу и говорит:

— Сентиментальный старикан, а? — Но он смеется и улыбается со своей всегдашней добротой.

— Так вот, — говорит он, явно меняя тему, — угадай, кто тут пару дней назад носился по двору в одном исподнем, после того как собака сцапала ее парик и выскочила за дверь?

От смеха я чуть не подавилась печеньем.

— Что?

Я прекрасно знаю, о ком он говорит. Моя бывшая приемная мать, Кэрол, всегда носила парик и клялась, что никто этого не замечает, хотя выглядело это так, будто она носит на голове дохлого бобра. Раньше мне было любопытно, что за ужас скрывается под париком, если он, по ее мнению, выглядит лучше, чем то, что она под ним прячет.

Несколько лет назад мой бывший приемный отец съехал от нее вместе с мальчишками-близнецами, теми самыми чертенятами. Видимо, ему надоела ведьма-жена, и я не могу сказать, что виню его. Я, черт возьми, ушла оттуда, как только смогла, не задержавшись ни на минуту. Не знаю, почему он терпел так долго.

— Да, я, почтальон и еще пол квартала стояли и хохотали до упаду, и никто пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей, нисколько по этому поводу не переживая.

— Что ж, ничего удивительного. Она была противна всем, кто ее знал в течение многих лет.

— А мохнатая зверюга решила, что это игра, и припустила еще быстрее. Хотя не скажу, что было очень трудно увернуться от хозяйки. Она набрала около двухсот фунтов с тех пор, как вы уехали, а ведь ей пришлось примерно на столько похудеть, когда вы жили здесь.

Ничего не могу с собой поделать. Хохочу так, что хватаюсь за живот, хотя понимаю, что это нехорошо.

— И что было потом? — спрашиваю я наконец, широко раскрыв глаза.

— О, Эви, дорогая, не буду обременять тебя описанием. Я все еще промываю глаза кислотой каждый вечер, чтобы попытаться выжечь эту картину со своей сетчатки. — Теперь мы оба смеемся.

Мы сидим на крыльце еще немного, и, когда я собираюсь уходить, мистер Купер берет мою руку и целует.

— Леди Эвелин, — говорит он, улыбаясь. — До свидания. Береги себя.