– И знаешь, чем еще ценна эта карта? Здесь обозначены все условно тайные места: поселки, которые не фигурировали на остальных картах или обозначались заброшенными шахтами, старые рудники… И еще в записях родителей мелькает одна фамилия – Шурманов или Шумаков. Как я понял, этот человек из бывших зэков, который хорошо знал эти места… То ли это его карта, то ли он помог им составить ее… Он рассказал о давней заначке золота, которую оставили заключенные. Это место обведено красным кружком.
Внезапно во рту у Александры стало сухо.
Вячеслав встал и почему-то повернулся спиной к Александре, смотря на огонь.
– Возможно, когда они погибли – искали то место.
Тыйпа непонятно почему встрепенулась и глухо заворчала.
А шаман что-то кратко выкрикнул на непонятном языке.
– Что он говорит? – спросила Александра.
– Зло стало творить свои дела…
Шаман взял бубен и ударил в него, протяжный звук завибрировал, а потом стих. Снова – удар в бубен, другой… Шаман говорил на непонятном языке, речитативом… звуки вибрировали, сплетались, отзывались в позвоночнике. Он говорил, запрокинув голову. Как будто бы над ним была не крыша, а звездное небо и мигающие огоньки пролетавших мимо самолетов. Вячеслав подсел к Александре и взял ее за плечи.
– Это молитва шамана. Молитва, чтобы окончательно прогнать зло из этих мест. Здесь все когда-то было наполнено болью и страданиями, зло ищет своих жертв, но оно должно исчезнуть…
Александра медленно погрузилась в транс. Она потеряла ощущение времени. Сколько длилась молитва старого шамана? Несколько минут? Полчаса? Час?
Наконец последнее эхо растаяло в воздухе…
– Александра! – позвал ее Вячеслав. – Ты как?
Вместо ответа она прижалась к нему. Шаман вытянул руку в сторону Александры и что-то сказал, показывая на нее.
– Это обо мне?
– Да.
– И что Ясунт сказал?
Ей показалось, что Вячеслав запнулся.
– Что ты – светлый человек.
Шаман вновь что-то сказал Вячеславу.
– Ясунт сейчас уходит… Он уйдет первым. Потом – мы. Мы должны поспешить к своим. Мы меняем маршрут и уходим к группе. Ясунт говорит: мы нужны там.
– Там что-то случилось? – встревожилась Александра.
– Не знаю. Но мы должны спешить.
Собака поднялась со своего места и лизнула Александре руку.
– Уходим прямо сейчас?
– Я же говорю – немного позже.
Избушка осталась позади. День был серым, без солнца, воздух был как липкая субстанция, которая обволакивает тебя и трудно дышать. Вячеслав – впереди, она – за ним. Мысли путаются, и она не может ни на чем сосредоточиться. Слишком многое обрушилось на нее вчера; ей нужно все осмыслить, разложить по полочкам, но ничего не складывается. И в то же время страха нет. Ведь она не одна…
Несколько раз они останавливаются, делают передышку, в это время они молчат и даже не смотрят друг на друга, как будто бы все важное и нужное уже сказано и все обговорено. Но перед тем как двинуться в путь дальше, они обмениваются взглядами и понимают, что они – вместе, и все будет так, как надо. А по-другому и быть не может…
Вячеслав оборачивается и говорит:
– Сейчас уже придем к нашему лагерю. Скоро.
– Может быть, крикнуть?
– Не надо. В лесу не кричат без надобности.
И здесь Вячеслав резко тормозит. Он останавливается и смотрит куда-то вбок.
Александра смотрит вслед за ним.
– Сломана крупная ветка, – говорит он сквозь зубы.
– И что?
– Кто-то проходил здесь.
– Лось? Олень?
Мужчина молчит, потом хмурится. Он втягивает в себя воздух. И снова молчит.
– Знаешь что, оставайся здесь. Я поеду вперед – разведаю обстановку.
– Я здесь не останусь, – сжимает губы Александра. – Я с тобой.
– Нельзя. Останься на месте. И жди меня тут.
– Нет! – мотает она головой.
– Да. Я скоро вернусь…
Она молчит. Ей все это не нравится, Но похоже, он не оставил ей выхода…
– Я буду тебя ждать. – наконец говорит она.
– Вот и умница. – Он целует Александру и вскоре исчезает между деревьями.
Она остается одна. Серое небо давит, женщина стоит под сосной и смотрит то на небо, то на деревья. Ей неуютно и зябко. Минуты идут, текут, слагаются в невыносимое ожидание.
Александра прислушивается к малейшим звукам, но – ничего. Она смотрит на часы и хмурится – прошел уже час. Если быть точным – час и двадцать минут. Ждать дальше невозможно. Она оборачивается, словно стараясь запомнить это место, и идет туда, куда пошел Вячеслав. Попутно она ставит отметки на деревьях маленьким перочинным ножиком, который достает из рюкзака, чтобы пометить обратный путь и не ошибиться при возвращении. Александра идет по лыжне Вячеслава, считая про себя шаги. Ей так спокойней, она может не думать, а занять себя вот этим простым подсчетом.
Дорога идет под уклон, как это она не заметила камня, летящего сверху? Александра поднимает голову. Никого. В горах часто случаются обвалы – это так. Но что-то настораживает ее. Она отступает в сторону. И правильно делает. Так как второй камень с грохотом катится мимо нее. Она ныряет под елки и стоит там, слыша, как колотится ее сердце. Ей страшно. «Капитаны никогда не плачут», – вспоминает она слова отца, и страх проходит. Она вдыхает полной грудью морозный воздух и петляет между деревьями, обходя возвышенность. И здесь она понимает, что потеряла след лыжни Вячеслава, Александра озирается кругом – белый снег. Где же лыжня? Как же она ее потеряла? Вернуться на старое место – немыслимо. Но куда ей теперь идти? Она прикидывает приблизительно направление и идет в ту сторону. Стоянка должна быть там… Спустя некоторое время до Александры доходит страшная истина: она заблудилась и теперь не имеет ни малейшего понятия, куда идти. Но в этот раз она не дает страху овладеть собой. «Черта с два ты меня достанешь», – говорит она про себя, упрямо стремясь вперед между деревьями, взлетает на склон и спускается с него…
И вдруг что-то яркое мелькает между деревьями, и она резко тормозит. На ветвях сосны висит розовый Лилькин шарфик. Александра стоит и смотрит на него. «Ли-ля! – стучит что-то внутри нее. – Ли-ля! ЛИ-ЛЯ! ЛИ-ЛЯ!» Она забыла, что в лесу нельзя кричать, она забыла обо всем, или она не кричит, а пытается выдавить из себя звуки обледеневшими губами. И крик раздается внутри нее, даже не крик, а хрип раненого зверя. Она падает на снег… И здесь до нее доносится какой-то шелест, это ветер шумит в деревьях или кто-то пытается докричаться до нее? Александра замирает и прислушивается. Она старается слиться с этим пространством, вжиться в деревья, в скрип, шелест, шуршание снега… До нее доносятся слабые, едва различимые звуки… Но они есть! Она идет в том направлении, откуда они доносятся. Шаги делаются все тяжелее и тяжелее, на ее ногах повисли снежные гири…