В огне революции - читать онлайн книгу. Автор: Елена Майорова cтр.№ 77

Книга очерков Рейснер «Гамбург на баррикадах» была издана 1924 году. В следующем году вышли в свет очерки об Афганистане. Эту книгу Лариса с посвящением подарила Раскольникову. От внутрипартийной борьбы в ВКП(б) Федор Федорович держался в стороне, но симпатию к Троцкому сохранял. Однако если в начале революции он свидетельствовал, что «с огромным уважением относился Троцкий к Владимиру Ильичу. Он ставил его выше всех современников, с которыми ему приходилось встречаться в России и за рубежом… Отзвуки былых разногласий довоенного периода совершенно изгладились. Между тактической линией Ленина и Троцкого не существовало различий», то в 1924 году он писал совсем другое: «Товарищ Троцкий еще рассматривал себя как члена одной общей партии с меньшевиками… В то время он еще не выяснил своего отношения к большевизму и меньшевизму. В то время т. Троцкий еще сам занимал колеблющуюся, неопределенную, межеумочную позицию».

Это еще не предательство, но что-то очень на него похожее.

Энергичная деятельность Ларисы в Германии была вознаграждена хорошей должностью. С января 1925 года Рейснер — штатный работник «Известий». Сотрудничество с газетой складывалось непросто. После долгой борьбы журналистки с главным редактором Ю. Стекловым, он был снят с должности. Однако цветистую прозу Рейснер категорически не принимал и его преемник И. Скворцов-Степанов. По воспоминаниям В. Шаламова он «зарезал» три фельетона Ларисы. Степанов вообще считал такой стиль непригодным для газеты и уволил ее с работы. Она конфликтовала, настаивала на своем праве писать «художественный фельетон». В архиве сохранилось ее заявление в парторганизацию «Известий» по поводу конфликта.

Действительно, особенности литературного творчества Ларисы Рейснер принимали не все. Отмечали увлечение образностью слога, использование длинных и запутанных оборотов, «красивость» на грани безвкусицы и кича. М. Кольцов деликатно отмечал, что излишняя «пряность» стиля делает повествование несколько «вязким». Можно даже согласиться с пролетарским «поэтом-коммунистом» Демьяном Бедным, с большевистской прямотой припечатавшим, что ее проза «нарочито-изломана» и «жеманна». Лидия Сейфулина признавала «пышность» стиля Ларисы, но объясняла его ее внутренним богатством. Даже К. Радек старался если не вовсе искоренить, то приглушить присущую подруге чрезмерную вычурность и «красивость».

Отношения с Радеком переживали взлеты и падения. Ларисе было трудно смириться с положением «второй жены». Время от времени обиженная женщина бросала его, как это случилось, когда она умчалась в многомесячную командировку по Донбассу и Уралу. Оттуда она привезла книгу «Железо, уголь и живые люди», в окончательной редакции которой снова видна рука Радека. На следующий год Лариса по очередному поручению Коминтерна отправилась якобы на лечение в Висбаден — вспомним, что ни Блока, ни Сологуба лечиться за границу не пустили. Но особенно и не скрывалось, что этот вояж использовался не столько для забот о здоровье, сколько для изучения положения германского рабочего класса и выполнения других особых поручений. Результатом поездки стала книга «В стране Гинденбурга».

Впрочем, Лариса была хотя и прекрасной, но, кажется, не очень здоровой. В ее переписке с родителями нет-нет, да мелькнет упоминание о больных ногах, спине, депрессии. И если невозможность выносить ребенка нетрудно объяснить непоседливостью Ларисы, ее резким отказом дать себе отдых, то жестокие приступы малярии, которые надолго выводили из строя, являлись тем врагом, с которым ей постоянно приходилось бороться все последнее десятилетие своей жизни.

Уже не было надежды на помощь Троцкого. Во время болезни Ленина он превратился в единственного отчаянного сторонника и защитника больного. Но его хитроумно изолировали от больного вождя. К 1922 году Сталин стал настолько всесилен в партии, а Дзержинский — в спецслужбах, что выиграть битву против них больной Ленин не мог, даже опираясь на поддержку Троцкого.

Увлекающийся человек, Лариса зажглась темой восстания декабристов, столетие которого отмечалось в СССР в 1925 году. Бунтарка в ней разделяла стремления участников восстания к переменам. Особенно удачным получился очерк о бароне Владимире Ивановиче Штейнгеле, члене Северного общества, составившем «Манифест к русскому народу» о необходимости изменения общественного строя. Почему-то кажется, что писательница видела в Штейнгеле Михаила Андреевича Рейснера.

К этому времени относится единственная известная дружеская связь Ларисы с женщиной — писательницей Лидией Сейфулиной. Они познакомились, когда Лидия Николаевна находилась на волне творческого подъема и имя ее было популярно у читателя. Она уже издала в Москве, Новониколаевске и Екатеринбурге повести «Правонарушители», «Перегной», «Виринея», напряженно и плодотворно работала в редакции журнала «Сибирские огни». Как писали о ней в следственном деле чекисты, «Сейфуллина являлась активным участником троцкистской группы Воронского, была близка не только с ними, но и с троцкистами Примаковым, Зориным и Лашевичем, постоянно вращаясь в их среде. Кроме того, на нее оказывал сильное влияние ее муж, в прошлом активный эсер Валерьян Правдухин, приглашавший в дом людей такого же толка, как и он сам».

Лариса и Лидия были женщины совершенно разного склада. Одна — смелая и решительная в действиях и поступках, по характеру мужественная, способная совершить подвиг, не страшившаяся никаких превратностей судьбы, но остававшаяся поразительно женственной, красивой, обаятельной. Другая — тоже душевно смелая, неизменно прямая, но по-женски хрупкая, более ранимая, участливая и доброжелательная, умевшая сердечно привязаться к человеку. Она уже была знаменита: ее изучали в школах, вышло в свет собрание ее сочинений… Фадеева, Фурманова, Шолохова еще никто не знал, знали — Лидию Сейфуллину. Волна славы перехлестывали границы: пьесу «Виринея» ставили в Праге и в Париже.

Их, таких разных по характеру, связывала удивительно нежная дружба. Роднила богатая внутренняя культура русских интеллигентов, воспитанных на лучших семейных и общественных традициях, где высоко ценили просвещенность, хорошо знали не только отечественную словесность, но и европейскую литературу.

Если Лариса сумела вписаться в новую действительность и даже вполне комфортно в ней устроиться, Сейфуллина переживала внутренний разлад и постепенно выключалась из литературной жизни и работы. Несомненно, на кризис Сейфуллиной повлияло общее положение в стране в середине 1920-х годов, разгром левой оппозиции, ссылка и преследование ее участников, в том числе и ближайших друзей писательницы. Кризис, разумеется, усугублялся и наследственным алкоголизмом. При всем том Лидия Николаевна сохраняла несомненное обаяние и сумела стать настоящей подругой Ларисе.

Та как раз готовила к изданию свою четвертую книгу Она уже получила назначение собкором «Известий». И не куда-нибудь, а в Париж, где вскоре должны были начаться советско-французские переговоры. Советскую делегацию возглавлял Христиан Раковский, верный соратник и друг Троцкого. Это по его просьбе освещение переговоров было поручено Ларисе Рейснер. Она должна была отправиться в Париж в том же поезде, что и Раковский. Но ее включение в состав делегации могло кому-то сильно мешать. За несколько дней до отъезда она внезапно заболела.