В огне революции - читать онлайн книгу. Автор: Елена Майорова cтр.№ 76

Неудача восстания не помешала Ларисе собрать материал для создания цикла очерков «Берлин в октябре 1923 года», «В стране Гинденбурга», «Очерков современной Германии». Ее стиль резко изменился в лучшую сторону. Художественные достоинства очерка «Гамбург на баррикадах» впоследствии были высоко оценены немецкой критикой, считавшей, что подобного изображения Гамбурга нет в мировой литературе. Многие знали, что за творческим ростом писательницы стоит Карл Радек. Он всерьез занялся литературным воспитанием Ларисы, читал ее рукописи, заставлял работать над стилем. Сама Лариса в письме к родителям рассказывала, как он «взялся за мою запущенную голову, обложил меня книгами, заставил читать… обеспечил свободу труда, расшевелил в моей ленивой и горькой душе творческие струны…»

Лариса нахваливала своего друга неспроста. Родители были крайне раздражены сомнительным положением дочери — сожительницы женатого мужчины. Они знали позицию по этому поводу Раскольникова и были с ней солидарны. Тот убеждал: «Ради всего святого, во имя революции, не унижайся до жалкой роли любовницы какого-нибудь женатого человека». И буквально это произошло. Пока имелось формальное объяснение существующего положения — Лариса не была официально разведена с Раскольниковым — семья, стиснув зубы, терпела. Это было непросто. Вся Москва потешалась над странной парой — маленький некрасивый Радек выглядел особенно карикатурно рядом с высокой и крупной «валькирией». На его фоне «смущал высокий рост, величина рук, ног и всего могучего тела Ларисы». Их тут же прозвали «красавицей и чудовищем». Кто-то переиначил цитату из «Руслана и Людмилы»: «Лариса Карлу чуть живого в котомку за седло кладет».

Но и это бы еще ничего. Новый друг дочери, имел репутацию человека сомнительного. Сын львовского учителя (по утверждению злопыхателей — содержателя известного публичного дома в Варшаве), от товарищей по партии он получил кличку «Крадек». По одним источникам — за то, что обладал болезненной страстью таскать из библиотек друзей нужные ему книги. По другим — за порочное влечение к деньгам из партийной кассы. Известная итальянская и российская социалистка, любовница Муссолини, лично встречавшаяся с большевистскими вождями Анжелика Балабанова, вспоминала: «…его не смущало то, как с ним обращаются другие люди. Я видела, как он пытается общаться с людьми, которые отказывались сидеть с ним за одним столом, или даже ставить свои подписи на документе рядом с его подписью, или здороваться с ним за руку. Он был рад, если мог просто развлечь этих людей одним из своих бесчисленных анекдотов. Хоть он и сам был евреем, его анекдоты были почти исключительно про евреев, в которых они выставлялись в смешном и унизительном виде. В России на Радека смотрели как на аутсайдера, иностранца…». Его называли «гениальным авантюристом в большой политике», «умнейшей и хитрейшей головой своего времени», но также «шустрым, изворотливым, беспринципным приспособленцем». Позже Фадеев говорил о Радеке так: «Это человек без роду, без племени, без корня. Это порождение задворок Второго интернационала, заграничных кафе, вечный фланер, перелетчик и туда, и сюда». Вся политическая биография Радека — сплошная цепь сплетен, слухов, конфликтов и непонятностей.

В 1918 году Москве во время празднования годовщины декрета «Об отмене брака» демонстранты прошли по Красной площади нагишом, лишь с красными перевязями через плечо. Они требовали от всех членов российского общества немедленно обнажиться и примкнуть к ним. Во главе этого шествия шагал его идейный вдохновитель, большевик со стажем, любимец Ленина Карл Радек. Даже приятели считали его патологическим эротоманом и осуждали за то, что «он и по квартире разгуливал совершенно обнаженным, пугая малых детей родной сестры…»

Расторжение брака Ларисы с Раскольниковым должно было сопровождаться одновременным разводом Радека и увенчаться их законным союзом, но Радек не спешил расставаться со своей милой женой Розой Маврикиевной и любимой дочуркой Сонечкой. Это выводило из себя Рейснеров-родителей, и они писали дочери, что ничуть не удивляются гадкому поведению Радека — «мы сами наблюдали мещан этой национальности и знали наперед развязку».

Не в силах переломить ситуацию, Лариса вынуждена была смириться. Рядом с Радеком она находилась в гуще событий, в меняющемся кругу людей. Он свободно читал и говорил на тринадцати языках, был образованнейшим человеком своего времени и считался лучшим знатоком мировой литературы. Он привлекал острым умом и ярким талантом, умел изящно объединить какой-нибудь исторический эпизод с эротическим каламбуром, чем приводил в восторг слушателей. Все острые политические анекдоты приписывались ему. Его остроты стреляли без промаха и убивали насмерть. Противники трепетали перед ним: он разил их наповал ядом сарказма.

В политических дискуссиях 1923–1924 годов Карл Радек — сторонник Л. Троцкого (особенно в критике Сталина за провал германской революции). Эта позиция оказалась проигрышной, и Радек лишился постов в ЦК и Коминтерне. В мае 1924 года он вместе с Троцким, Бухариным и Луначарским принял участие в совещании ЦК по вопросу о политике партии в области художественной литературы. Произошло жесткое столкновение двух позиций, заявленных на совещании. А.К. Воронский, видный советский литературный критик, редактор и организатор художественной периодики, утверждал, что следует поддерживать все талантливые литературные силы, принявшие Октябрь. Редколлегия журнала «На посту» настаивала на поддержке только пролетарской культуры. Радек оказался, скорее, на стороне Воронского. Куда решительнее это сделал Троцкий. Впрочем, и публичный куратор пролетарской культуры Бухарин на этом совещании подверг напостовцев ядовитой критике и высказался за принцип состязательности в художественной литературе. После речи, произнесенной Троцким на совещании в отделе печати ЦК РКП(б), последовал шквал критики. Особенно остро выступал бывший муж его мимолетной любовницы Раскольников. Но ему ли было тягаться в полемике с таким закаленным в словесных битвах оратором, как Лев Троцкий! Тот не жалел сарказма, пройдясь по недавней отставке Раскольникова с поста посла в Афганистане. «После долгой отлучки Раскольников выступил здесь со всей афганской свежестью — тогда как другие… немножко вкусили от древа познания и наготу свою стараются прикрыть».

Раскольников после отзыва из Афганистана с 1924 года работал в Исполкоме Коминтерна под фамилией Петров. Затем ушел из Наркоминдела так же смело, как три года назад увольнялся с флота, и вступил «на шаткую палубу литературы».

Чувства Ларисы к Троцкому, по-видимому, не остыли. В это трудно поверить, но не щадя самолюбия любовника Радека, она избрала его вестником предложения высокопоставленному советскому деятелю стать матерью его ребенка, в котором соединились бы гармонично красота и талант матери (Рейснер) и гениальность отца — вождя мировой революции. Ради будущего чудо-ребенка она готова была всю беременность провести в постели. Такое необычное предложение объяснялось влиянием на женскую часть общества Александры Коллонтай, пропагандировавшей идею «любви пчел трудовых», когда мужчины и женщины должны свободно порхать с «цветка на цветок», отвергая какую бы то ни было семейную привязанность как «мещанство» и «пережиток частнособственнического отношения к женщине». Но Троцкий отверг предложенную ему честь. При встрече он, как и раньше, любезно разговаривал с ней о литературе и ее значении для воспитания красноармейцев, о других общих вопросах, ничем не напоминая об имевшем место разговоре между ним и Радеком.