– Григгс нас прикончит, – шепчет Сантанджело.
– Ты ему ничего не должен, – отвечаю я, открывая палатку.
Я вхожу внутрь, достаю маленький фонарик и стараюсь действовать как можно аккуратнее. Меня удивляют размеры пространства – здесь почти кабинет. В одном углу кровать, в другом стол и шкаф, а также все, что нужно для приготовления кофе и чая. Я подхожу к столу, готовясь позвать Сантанджело, если увижу замки, но там, похоже, нет ни одного, да и расположение вещей крайне предсказуемое. В самом большом ящике я нахожу рукопись, а рядом еще кое-что принадлежащее Ханне. Это ящичек для письменных принадлежностей, который всегда стоял в ее спальне в домике возле корпуса Локлана. Я понимаю, что Бригадир побывал не только в недостроенном доме у реки, но и на школьной территории. Я никогда раньше не заглядывала в этот ящичек, но теперь, когда Бригадир счел его достаточно важным, чтобы украсть, мне становится интересно.
Я медленно открываю крышку и свечу фонариком на содержимое: паспорт и свидетельство о рождении Ханны и Ксавье Вебстера Шредера, кассета, пара вырезок из газет и несколько фотографий. Я касаюсь последних, и мое сердце начинает биться чаще. Сейчас я наконец увижу всю пятерку. Я не знаю, оправдают ли эти кадры мои ожидания, ответят ли на мои вопросы. Но на первых фотографиях я вижу ребенка лет трех с широко раскрытыми глазами и стрижкой «маллет», которой позавидовал бы любой горожанин. Хотя я никогда не видела своих детских фотографий, но сразу понимаю, что это я. Кем бы я ни была тогда, я выглядела счастливой, а тот, на кого я смотрела в тот момент, был для меня источником счастья. Как это возможно, что человек, который делал меня такой счастливой, исчез из моей жизни?
Я переключаю внимание на две вырезки из газет. Одна маленькая и выглядит совсем старой. Она касается исчезновения Ксавье Вебстера Шредера. Слов пятьдесят, не больше. Неужели это все, чего он заслужил? Когда я думаю о кричащих заголовках, посвященных пропавшим за последние годы подросткам, то невольно спрашиваю себя, сколько слов потратили бы на меня, если бы я пропала. В этой заметке упомянута школа Джеллико. Любого, у кого есть сведения, просят передать их в полицейский участок, и я не удивлена, увидев фамилию Сантанджело. Тогда отец Чеза был констеблем. Я беру в руки вторую статью, но прочитать ее очень тяжело. Слова как будто выцвели на солнце, однако фотография и заголовок видны хорошо, и у меня по спине пробегает холодок. Потому что с фотографии прямо на меня смотрит Бригадир – чуть худее и моложе лет на десять. Но больше всего меня пугает не фотография, а заголовок над ней: «ОБВИНЕНИЯ В ПОХИЩЕНИИ СНЯТЫ». Меня охватывают слабость и тошнота, и впервые за четыре недели я начинаю думать, что Хлоя П. и Джесса, возможно, правы насчет Бригадира и что я, возможно, уже никогда в жизни не увижу Ханну. Я чувствую, как из горла вырывается всхлип, но внезапно мне зажимает рот чья-то рука.
– Ты свихнулась? – шепчет Григгс мне на ухо. Когда он чувствует, что я расслабилась, то выпускает меня, и я отстраняюсь, складываю все в ящичек и поднимаю его, не обращая внимания на Джону.
– Ты не можешь это забрать, – громко шепчет он, разворачивая меня к себе. Я впервые вижу его не в форме. Он одет в боксеры и футболку с эмблемой футбольной команды «Саут Сидней». Он выглядит так же, как я себя чувствую. Хреново.
– Это мое, – с усилием произношу я.
– С чего это твоя вещь в палатке у Бригадира?
– Потому что это вещь Ханны.
– Значит, она не твоя.
– Но и не его, – настаиваю я изо всех сил, пытаясь справиться с тошнотой. Я делаю несколько глубоких вдохов, все еще сжимая ящичек и рукопись. – Мне нужно идти, – говорю я, выключая фонарик. Григгс ловит меня за руку.
– Не надо, – просит он.
Но я снова вырываюсь.
– Мне нужно идти, Джона.
– Наверное, у них какая-то общая история, Тейлор. Ты тут ни при чем.
Я снова включаю фонарик, пихаю ящичек в руки Григгсу, достаю фотографию и поднимаю повыше, чтобы он посмотрел.
– Что, скажешь, я тут ни при чем?
Джона откладывает ящичек в сторону, забирает фотографию и внимательно рассматривает. Выражение его лица говорит мне, что все не так просто.
– Что, если я скажу тебе, что Бригадир серийный убийца и Ханна знала об этом, а он что-то с ней сделал?
– Господи, Тейлор! Ты с ума сошла?
– Может, и так, – говорю я, кивая, и с трудом сдерживаю слезы, но мой голос звучит надтреснуто. – Что, если я скажу тебе, что есть один парень, похожий на меня, как две капли воды, и он, возможно, мой отец, и, скорее всего, мертв, и, кажется, приходит ко мне по ночам, и я вот-вот свихнусь, потому что он пытается предупредить меня о чем-то ужасном, что скоро произойдет?
Я выхватываю фото.
– Что, если я скажу тебе, что между моментом, когда было сделано это фото, и до десяти лет я не существовала? Нет никаких доказательств моего существования. Я даже в школу не ходила, у меня нет оценок, нет школьных друзей.
– У тебя есть мать.
– А если я ее выдумала? Если она тоже не существует? Где доказательства? Где мое свидетельство о рождении? Где мой отец? Где Ханна?
Я пытаюсь держать себя в руках, сосредоточиться на чем-нибудь еще. Мне в голову приходит мысль, и я снова приближаюсь к столу, открывая остальные ящики.
– Готова поспорить, что узнаю его почерк, – говорю я, выгребая все, что мне мешает. Григгс хватает меня, я вырываюсь, но налетаю на стул, и тот заваливается с грохотом, а рукопись и ящичек выпадают из моих рук. Джона снова хватает меня и припирает к столу, стремясь успокоить. Я вырываюсь, но он сжимает меня до боли, а его лицо так близко, и глаза заглядывают мне прямо в душу.
– Что, если я скажу, что, отведи ты меня на платформу прямо сейчас, я бы без колебаний бросилась на рельсы? – шепчу я. – Богом клянусь, Джона, я бы это сделала.
Сантанджело просовывает голову внутрь.
– Вон отсюда! – с нажимом произносит Григгс, не сводя с меня взгляда.
– Отпусти ее, Григгс.
– Я сказал, вон отсюда!
– У тебя есть минута, потом я заберу ее, – так же настойчиво отвечает Сантанджело.
Я вся дрожу, мне кажется, это никогда не закончится.
– Пожалуйста, не сходи с ума, Тейлор, – шепчет Григгс, прислонившись лбом к моему лбу. – Пожалуйста, не надо. – Он обхватывает мое лицо ладонями, целует меня и шепчет снова и снова: – Пожалуйста.
Мольба в его голосе помогает мне успокоить сердцебиение.
– Ты выслушаешь меня? – шепотом спрашиваю я.
Он убирает мне за уши упавшие на лицо пряди и кивает.
– Я думаю, он что-то сделал с моим отцом, а Ханна что-то знала и теперь она исчезла, – начинаю объяснять я. – Ты же помнишь, как он забрал нас из Ясса, и в тот же день исчезли те дети? Думаешь, это совпадение, что он был в городе в тот же день?