– Значит, ты был на станции, увидел, что я еду туда же, и решил, что со мной будет весело потусить на выходных? – насмешливо спрашиваю я. – И специально сочинил историю о том, что хочешь увидеться с матерью и братом?
– Нет, я ждал поезд. В три сорок пять на Ясс. Ходит каждый день и, по словам начальника станции, никогда не опаздывает. Я знал это. А потом появилась ты и заговорила со мной, а мне уже много лет никто не смотрел в глаза. Мама не могла. Уже потом она сказала, что боялась увидеть в моих глазах ненависть. Ей стыдно, что она не защищала меня от него. Но я помню тебя в тот день. Ты выглядела как человек, который примирился с собой, и это заставило меня пересмотреть свои планы. Я сказал себе: «Ты не можешь так с ней поступить после того, что сделал этот Отшельник».
– Как поступить? Не думаю, что если бы ты оставил меня на платформе, то изменил бы мою жизнь, Григгс, – вру я.
– Зато ты изменила мою.
Это не романтика. Не признание в любви или дружеских чувствах. Это что-то большее.
– В тот день я не собирался садиться на поезд в три сорок пять до Ясса, – говорит он. – Я собирался броситься перед ним на рельсы.
Глава 18
В последний день каникул Сантанджело передает через кадетов: у него есть то, что мне нужно. Я невольно задаюсь вопросом: с чего бы это Сантанджело знает, что мне нужно, когда даже я не знаю? И не приведет ли получение желаемого к еще большей путанице?
– Это уловка, – говорит Раффи. – Он просто хочет поговорить о клубе и думает, что территориальные войны окончены, раз вы с Григгсом сосались. Давай не пойдем.
Но она не смотрит мне в глаза, и я знаю, Раффи боится, что любые сведения о Веббе могут изменить для меня все.
– Я пойду, – прямо и решительно заявляю я. Но мой голос звучит почти умоляюще, когда я добавляю: – Ты со мной?
Сантанджело договаривается встретиться в клубе скаутов, но у скаутов у самих собрание, так что мы идем на ступеньки водонапорной башни в центре города. Я начинаю понимать, почему ему и всем горожанам так нужен клуб.
Мы с Раффи берем с собой Джессу, потому что не все еще вернулись с каникул. Пока мы ждем Сантанджело, я рассказываю им о ребятах и рукописи Ханны. Я пытаюсь расположить события по порядку, и временами повествование идет плохо, но мои слушательницы зачарованы рассказом. Джесса заставляет меня дважды повторить историю о мальчике, который приехал на выручку к героям на краденом велосипеде.
– Он пролез через заднее пассажирское окно верхней машины, – объясняю я, – и первой, кого он обнаружил, была Нани. Только Нани отказывалась двигаться с места. Она словно окаменела, и он умоляет ее вылезти, но она отказывается. Двое других, Тейт и Вебб, уговаривают ее: «Давай, Нани, ну пожалуйста!» Они уже почувствовали запах бензина и испугались, что машины взорвутся. Тогда Нани наклоняется и шепчет что-то на ухо мальчику, который приехал на краденом велосипеде. Тейт и Вебб потом говорили, что на его лице отразился ужас и они заплакали. Они подумали, что Нани попросила оставить ее здесь умирать. Так вот, он начал с них. Сначала Тейт, затем Вебб. Он вытаскивает их, сажает под деревом и берет с них обещание, что они не двинутся с места. Тогда, говорит он, ему, может, удастся убедить Нани выбраться. Через пять минут он возвращается с Нани, укладывает ее рядом с братом и велит Веббу не сводить с нее глаз. Они спрашивают, куда он собрался, но мальчик не отвечает. Он еще четыре раза забирается в машины и выносит тела мамы, папы и сестренки Тейт, а потом отца Вебба и Нани. Он относит их на другую сторону дороги.
– А как же мама Нани и Вебба? – спрашивает Джесса.
Я качаю головой. Эту часть истории я рассказывать не хочу.
– Так вот, – продолжаю я, – не проходит и двух минут, как машины взрываются.
– Он мог погибнуть! – чуть слышно говорит Джесса.
Я киваю.
– И он это знал, но всю жизнь с ним обращались, как с мусором, так что он и сам поверил в это. Он никогда не делал ничего полезного, и никто никогда не говорил о нем хорошего. Но в ту ночь на Джеллико-роуд он будто переродился. Жизни, которые он спас, подарили ему смысл, и он полюбил этих ребят больше всего на свете.
– А где продолжение истории? – спрашивает Раффи.
– Я оставила рукопись на полу в доме Ханны, и Бригадир украл ее.
– Почему?
Я пожимаю плечами, но Джесса не в состоянии держать язык за зубами.
– Потому что он серийный убийца!
Раффи недовольна.
– Только не говори этого, когда придет Чез. Из-за тебя все семейство Сантанджело живет в страхе, Джесса. Хватит уже про убийцу, – твердо говорит она.
– Думаешь, они существовали? Эти люди из книги Ханны? – интересуется Джесса.
– Думаю, да, – отвечаю я. Впервые признаюсь в этом вслух.
– Почему нельзя просто забрать второю половину рукописи? – спрашивает Джесса.
– Как? Постучаться в палатку и сказать: «Эй, помните меня? Я кинула в вас раскладушкой, а теперь пришла за рукописью»?
– По словам Терезы и того мальчика, с которым она гуляет, Бригадира не было здесь на каникулах. Он вернется только завтра.
– И откуда Тереза это знает? – удивляется Раффи.
– Тереза встречается с одним из кадетов. Они вместе «гуляют», – терпеливо объясняю я.
– Кадеты – наши враги, – возражает Раффи. – Мы не должны заводить с ними отношений.
Я киваю.
– Хотя весь город сплетничает о том, как вы с Григгсом…
– Ну хватит, – не выдерживаю я. – Это был единичный случай.
– Что единичный случай? – спрашивает Сантанджело, подходя к нам.
Раффи смотрит на меня, понимая, что я разозлюсь, если она еще раз об этом упомянет.
– Ничего, – бормочет она.
Джесса уже умчалась с сестрой Сантанджело, Тилли, и мы втроем остаемся неловко ходить вокруг да около, пока Раффи не протягивает руку.
– Что у тебя? – говорит она ему.
– Это не касается территориальной войны.
Раффи все еще протягивает руку, а вот я – нет. Но Сантанджело смотрит на меня. Затем он нехотя отдает конверт.
– Там фотография, – объясняет он. – Я добыл ее в полицейском участке.
Фотография, которую мне так хочется увидеть, хотя я знаю, что, когда это произойдет, какая-то частичка моей души непременно умрет.
– Да ладно, что такого случится, если ты посмотришь? – не понимает Сантанджело.
Я смотрю, как Джесса и Тилли беззаботно раскачиваются на лестнице на стене водонапорной башни, напоминая обезьянок.
– Осторожнее там, – кричит им Сантанджело.
Я не сразу нахожу в себе силы заговорить.
– Если я посмотрю на фото и увижу, что тот, кто на ней, выглядит в точности как я, это будет значить, что он мой отец, а если это мальчик, который пропал восемнадцать лет назад, это значит, что мой отец мертв. А я никогда так не думала. Никогда.