Не знаю, к какой категории отнести меня. Однажды, когда мне было одиннадцать, мать приехала сюда со мной. Я зашла в туалет в магазине возле Джеллико-роуд, а она тем временем уехала, бросив меня одну. Такой момент неизбежно становится поворотным в твоей жизни – когда родная мать так с тобой поступает. Не то чтобы я не могла ее простить. Я прощаю. Это как в фильмах ужасов, когда главного героя кусает зомби и ему приходится уговаривать свою спутницу застрелить его, потому что через десять секунд он перестанет быть собой. Лицо останется то же, но душа исчезнет. Не знаю, кем была моя мать до наркотиков и всего остального, но несколько раз за все годы нашей непростой совместной жизни я замечала проблески страсти в ее глазах, такой сильной, что мне и представить сложно. Все остальное время мать проводила в состоянии зомби. Она могла посмотреть на меня и вдруг заявить: «Я не давала тебе имени. Ты сама себя назвала». Я понимала это так: когда я родилась, она даже не удосужилась как-то меня идентифицировать. Разумеется, за всем этим стоит отдельная история, и моя мать не чистое зло, но моя версия событий держит меня в тонусе. Ханна, конечно, знает и другую версию, но, как обычно, хранит все в тайне.
Обычно, особенно в последнее время, мы с ней как будто постоянно злимся друг на друга. Сегодняшний день не исключение.
– Переводятся к вам, – говорит Ханна, протягивая мне листок.
Я даже не смотрю.
– Наш факультет переполнен. Никого не принимаем, – говорю я ей.
– В этом списке есть очень ранимые дети.
– Тогда зачем переводить их ко мне?
– Потому что ты не уедешь на каникулы.
– С чего ты взяла, что мне некуда поехать в этом году?
– Я хочу, чтобы ты взяла их под свое крыло, Тейлор.
– У меня нет крыльев, Ханна.
Она внимательно смотрит на меня. Во взгляде Ханны всегда можно прочитать множество эмоций. Смесь разочарования, усталости и злости. Она ни на кого так не смотрит, кроме меня. Всем остальным достаются сконы с изюмом, ласковые улыбки и множество вопросов, а мне – взгляд, полный горя, гнева, боли и чего-то еще, что я никак не могу разгадать. За эти годы я уже свыклась с мыслью, что Ханна неслучайно оказалась на Джеллико-роуд всего через несколько минут после того, как меня бросила мать. Она и не пыталась делать вид, будто это совпадение, особенно в первый год, когда я жила с ней и еще не училась в школе. В седьмом классе, переселившись в общежитие своего факультета, я с удивлением обнаружила, как сильно по ней скучаю. Покинув ее недостроенный дом, я словно еще на шаг удалилась от понимания собственного прошлого. Каждый раз, когда я пытаюсь найти какую-то зацепку, следы приводят меня к одному и тому же человеку – к Ханне.
Я забираю у нее список, просто чтобы закрыть эту тему.
– Ты совсем не спишь.
Это не вопрос, а утверждение. Она протягивает руку и касается моего лица. Я вздрагиваю и отстраняюсь.
– Иди-ка перекуси, а потом марш на занятия. Ко второму уроку, может, и успеешь.
– Я думаю уехать.
– Уедешь, когда окончишь школу, – упрямо говорит она.
– Нет, я уеду тогда, когда захочу, и ты меня не удержишь.
– Ты останешься до конца следующего года.
– Ты мне не мать.
Я всегда говорю так, когда хочу обидеть ее, и каждый раз жду, что она нанесет ответный удар.
– Не мать. – Ханна вздыхает. – Но пока что, Тейлор, никого другого у тебя нет. Так что давай просто перейдем к делу: я тебя покормлю, и ты пойдешь на урок.
Порой мне кажется, что печаль поселилась у нее в глазах и отказывается уходить. Бесконечная печаль, а иногда еще и отчаяние. Пару раз я видела и что-то совсем другое. Когда правительство решило отправить наших солдат в заграничную кампанию, Ханна была безутешна. Или когда ей исполнилось тридцать три. «Иисусу было столько же, когда он умер», – пошутила я. Но помню, как она на меня посмотрела. «Моему отцу было столько же, когда он умер, – ответила Ханна. – Получается, я теперь буду старше него. В этом есть что-то противоестественное».
А еще была история в восьмом классе, когда Отшельник шепнул что-то мне на ухо, а потом застрелился, и я сбежала с кадетом, а Бригадир привез нас обратно. Помню его суровое лицо – он как будто изо всех сил старался сделать его как можно суровее. Ханна не смотрела на него. Она явно заставляла себя на него не смотреть. Только сказала: «Спасибо, что вернули ее домой» – и разрешила мне остаться в недостроенном доме у реки. Всю ночь Ханна крепко обнимала меня, потому что в том самом городе, где нас нашел Бригадир, как раз пропали двое детей. Она сказала, что это легко могли бы оказаться мы с тем кадетом. Тех детей нашли через две недели с пулями в затылках. Ханна плакала каждый раз, когда слышала об этом в новостях. Помню, я сказала ей, что Бригадир, возможно, и есть серийный убийца, и она рассмеялась впервые за очень долгое время.
Сегодня с ней снова что-то происходит, и я не могу понять, что. Окидываю взглядом комнату и вдруг замечаю, как здесь чисто. Даже рукопись Ханны сложена аккуратной стопкой в углу стола. Сколько мы с ней знакомы, она все время пишет один-единственный роман. Обычно Ханна его прячет, но я знаю, где искать, как подростки в фильмах, которые ищут отцовские кассеты с порнографией. Мне очень нравится читать про детей восьмидесятых, пусть я ничего и не понимаю в этой истории. Ханна еще не успела придать ей четкую структуру. Я уже привыкла, что читаю не в хронологическом порядке, но мечтаю однажды разложить все в правильной последовательности, не опасаясь, что попадусь за чтением.
Она замечает, что я смотрю на стопку страниц.
– Хочешь почитать? – тихо спрашивает Ханна.
– Мне некогда.
– Ты так давно хотела почитать мою книгу. Почему же, позволь спросить, отказываешься теперь, когда я сама предложила?
– Ого, это что-то новенькое, – говорю я.
– Что именно?
– Ты задаешь мне вопросы.
Она молчит.
– Ты никогда ничего у меня не спрашиваешь, – обвиняющим тоном продолжаю я.
– И что бы ты хотела, чтобы я спросила, Тейлор?
Я смотрю на Ханну в упор, ненавидя ее за то, что она не может угадать мои желания сама.
– Хочешь, чтобы я спросила, где ты была всю ночь? Или почему все время так упрямишься?
– Я бы предпочла, чтобы ты задала вопрос поважнее, Ханна!
Например, о том, как я собираюсь управлять всем школьным сообществом. Или что будет со мной через год. Исчезну ли я, как наши прошлые предводители, не сделав ничего значительного? И куда я исчезну.
– Спроси, что прошептал мне Отшельник в тот день.
Она явно шокирована. Ее карие глаза широко раскрываются. Несколько секунд Ханна молчит, будто переводит дыхание.
– Садись, – тихо велит она.