– Это для исследований, для экспертизы. Это их работа, – сказал Клавдий Мамонтов.
– Я понимаю, но неприятно, – поморщилась Гольцова. – Савву Стальевича так жаль… Вся семья и гости теперь есть боятся. Словно смерть – это зараза какая, – Гольцова покачала головой. – Никто вслух ничего не говорит, а на тарелках, как подам, ничего не тронуто. Не едят. Да я и сама. Чипсы открыла, погрызла. И на этом все…
Мария Гольцова давно перешагнула сорокалетний возраст и за собой не следила, расплылась. Однако форменное платье горничной-кухарки сидело на ее массивной фигуре как влитое – точно сшитое по мерке из ткани цвета бургундского вина.
– То-то. А все, что полиция в холодильнике оставила, – продолжала Гольцова, – мне приказано было выбросить на помойку. А там пропасть продуктов еще!
– Кто вам приказал выбросить продукты? – спросила Катя.
– Царица Сав… то есть Лариса Ильинична.
– Вы ей подчиняетесь в домашних делах?
– Она всем в доме командует. Так Савве Стальевичу было удобно. Чтобы быт его не тревожил. Совсем.
– А вы давно работаете у Псалтырниковых?
– Как сюда переехали из Барвихи. Мне это место Савва Стальевич сам предложил. У меня сестра умерла. А у меня семьи нет.
– А где вы раньше работали?
– В столовой Управделами Администрации Президента. Ну, это «кремлевка» вообще-то.
Мамонтов кивнул – из других мест Псалтырников вряд ли взял бы себе домашнего повара.
– Он мне зарплату положил втрое больше, – вздохнула Гольцова. – И проживание здесь бесплатное. И на проезд не надо тратиться. Можно денег прикопить. Я думала, подзаработаю. А теперь что? Так жаль Савву Стальевича, бедный он, бедный…
– Он был добрый человек? – спросила Катя.
– Добрый. Взбалмошный немного. Но это возраст, седьмой десяток ведь уже. Иногда попросит: «Маша, испеки мне пирожка с курятиной». Я пеку, стараюсь. А он потом: «Да что это такое, я ж у тебя запеканку просил!»
– У него что, было плохо с памятью?
– Это он просто чудил, – засмеялась Гольцова. – Хозяина из себя такого строил – мол, он барин, а я служанка. Но это всего минут на пять. Потом улыбнется и скажет: «Ну и пироги, ай да пироги у тебя, Маша!»
– Самодур?
– Все мужики самодуры. Он ведь раньше такими делами ворочал. Департамент, министерство. Там всем все приказывал – адъютанты, охрана, референты, секретари, шоферы. Все на побегушках. Все под козырек. То к президенту, то к патриарху, то в Совбез. А здесь кому приказывать, на пенсии-то? Лариса Ильинична сама на него покрикивала порой. Сын с семьей далеко, в Лондоне. На Цикло… то есть Дроздова не покричишь. Он лишь глянет глазом своим – сразу, извините, в штаны наделаешь. С племянницы Галы он пылинки сдувал, «ангел мой» – только так и называл ее, когда она из Парижа-то прилетела. Вот и остаемся для приказов и окриков – я да Кузьма. Но он-то больше на конюшне, в саду, с машинами в гараже. Что-то привезти, доставить. И потом ему тоже пальца в рот не клади. Он так порой отвечал, злился. А я на кухне верчусь. Ну, сам-то придет и начнет повелевать – надо то приготовить, хочу этого. Жареного. Надо гриль достать. А Лариса Ильинична услышит – какой такой гриль, ты очумел? Ты на диете, Савва, смотри, какое брюхо отрастил… надо худеть… Он только руками машет, морщится. И назад в кабинет, бегом. Это же дом. Разве посмел бы кто с ним в департаменте так разговаривать? И она, Лариса Ильинична, там не смела, все на «вы» с ним официально. А дома-то совсем другая песня.
– Савва Стальевич соблюдал какую-то особую диету? – уточнила Катя.
– Нет. Жирного пытался избегать, жареного, копченого. Пытался, но не получалось. И выпивал он.
– Но были блюда или продукты, которые ел только он один?
– Кашу утром я ему готовила. Манную, пшенную. Он на молоке любил и с вареньем. И чтобы обязательно размазня. Другие каши-то не ел. Гранолу, мюсли, йогурты.
– И в то утро он тоже ел кашу за завтраком?
– Да. Я приготовила ему, подала. Манную с вишней. Жидкую, как он любил.
– А во время банкета? Кстати, когда праздновать сели день рождения?
– Уже в шестом часу. Официанты не приехали, просто доставили все блюда из ресторана, и я накрыла стол в столовой. Свечи, цветы… Макар, его сын, это любит. Привык там, в Лондоне. Как у лордов. И сервиз я парадный достала.
– На этом обеде Савва Стальевич ел что-то такое, чего другие не ели или ели в ограниченном количестве? Может быть, какое-то особое блюдо?
– Нет. Это же стол – скатерть-самобранка. Все пили, ели. Все так хорошо было, весело, празднично.
– Но потом у Псалтырникова настроение изменилось, вы это заметили? – спросил молчавший до этого момента Клавдий Мамонтов.
– Нет, не заметила. Я сама села поесть. У Саввы Стальевича так было заведено, что мы – обслуга – всегда с ними садились по праздникам, по торжествам. Общий стол парадный. Демократично. Кузьма Поцелуев сразу сел, как его позвали, а я ведь хлопотала весь вечер. А потом сама села перекусить. А они уже из-за стола вставали в тот момент. Переходили в гостиную. Кто куда. Объелись, напились.
– Потом Псалтырникова вырвало.
– Я этого не видела, – покачала головой Гольцова. – Мне только потом Лариса Ильинична сказала – мол, у самого несварение.
– А торт? – спросила Катя.
– Торт?
– Что Макару привезли из ресторана Олимпийского комплекса?
– Да, в большой такой коробке. Здоровенный торт. Как раньше делали, с жирным сливочным кремом. Но его никто есть не стал. Гала с Барыне… с Меланьей о фигуре заботятся, Макар только глянул и поблагодарил, но не попробовал, у Ларисы Ильиничны от жирного поджелудочная пошаливает – она вечно мезим глотает. Циклоп сладкого не ест.
– А гости?
– Какие гости?
– Лишаев и Тутуев.
– Да какие же это гости? – удивилась Гольцова. – Это свои. Филин… то есть Лишаев, он партнер Саввы Стальевича, они и деньги через него в Лондон переводили, потому как у Саввы Стальевича санкции и он сам ничего от своего имени делать по финансам не может, ну если в Европу или в Англию. А Эдичка… то есть Тутуев, он здесь как в клинике пациент. За ним догляд нужен. Савва Стальевич его жалел очень и поэтому к себе в дом забрал. Сказал – иначе пропадет совсем. Они оба отсутствием аппетита не страдают, нет. Эдичка Тутуев порой, когда на него накатывает… это самое, депрессия, психоз, капризничает. А так кушает хорошо. С ложки кормить не нужно. Все сам. Они и торт, по-моему, ели. Они все едят.
Катю поразил этот ответ. Но она пока решила про «своих»-«гостей» тему оставить. Ее интересовало другое.
– Когда вы накрывали на стол, готовились к торжеству и раньше, утром, кто заходил к вам на кухню?
– А зачем вам это? – спросила Гольцова.