Ни один из них не умел даже читать; Драч был неподдельно поражен, узнав, что приставы придут за немаленькой суммой денег, которую он задолжал коммунальным службам и совету. Но даже если он не умеет читать, как можно владеть домом и удивляться новости о том, что ты не оплатил счета? Драч видел суммы, но не понимал до конца, что это были долги. Он был идиотом. Его невеликий ум не годился для ответственности; он принадлежал иному миру, где дорогу прокладывали запугиванием и крысиной хитростью.
Что это было за место?
«Мне так холодно. Обними меня». За стенами – девушки: они плачут, бесконечно повторяют одну и ту же бессмыслицу, одну из них избивают, даже насилуют. Что-то забирается к Стефани в кровать в поисках… утешения. Да, это все, чего оно хотело: утешения. Это было создание столь замерзшее и одинокое, и столь полное отчаяния, что обращало воздух льдом. Нет, не оно; она всего лишь хотела, чтобы ее обняли. Что-то кошмарное произошло в доме, но что? А теперь новых девушек, живых девушек заставляли работать в том же самом месте.
Блондинка на лестнице и в саду: призрак? Стефани задавалась вопросом, не убивали ли здесь в прошлом женщин. Может, они убивали девушек. Это могло оставить след. Однако она не могла понять, почему оказалась средоточием внимания. Почему она должна была знать о присутствии сущностей?
Ужасная карусель раскручивалась в сознании и воображении Стефани, и ей вспоминались скрытые и явные угрозы Драча, перемежавшиеся неестественными ощущениями и звуками голосов. Не было ничего ясного, но все предполагало больше, чем она хотела признавать.
Стефани все еще недостаточно быстро реагировала на каждую новую ситуацию, и даже не до конца была к ним готова; вот и сейчас ей казалось, что она тащится по улице, до сих пор пораженная тем, что натворил Драч наверху, в комнатах других девушек, до того, как выйти из дома. Но через несколько часов она навсегда выберется из этого положения. Вот только разберется с этими делами, выплатит часть их долгов, и сразу схватит сумки, вызовет такси и уедет. Попросит Райана принести деньги в отель. Она уже почти свободна. Спасение – на расстоянии вытянутой руки. Позже, вечером, она решит, что рассказать полиции, как подать свою историю. Потому что после устроенного Драчом в комнатах Светланы и Маргариты, и судя по состоянию Фергала, который теперь выглядел сумасшедшим, она не была уверена в том, что парочке проституток ничего не угрожает.
Когда Драч наконец поддался ее требованиям, выдал сто шестьдесят фунтов наличкой и принял тот факт, что ее ноутбук сломан, он вынудил Стефани написать письма в коммунальные службы, коллекторские агентства и городской совет от руки. Она использовала собственную тетрадь со сменными блоками, потому что у Макгвайров не было ни бумаги, ни даже ручки. Драч сказал: «Я потом все отдам на проверку, типа, так што смотри ошибок не наделай». Но на проверку кому: албанской и литовской проституткам?
В кухне она записала под диктовку Драча письма в городской совет, «Северн Трент Уотер» и «Бритиш Гэс». И все то время, когда она переводила в текст его подражание деловому английскому, ей хотелось взорваться смехом и выкрикнуть «дебил» в его слабоумное лицо. Но она помнила, что в тот самый момент, когда этот бред закончится, она сможет уйти.
Возвращенный ей залог был выплачен из денег, собранных девушками сверху. Светлана и Маргарита работали несколько дней, но явно не так долго, чтобы покрыть три тысячи, нужные Драчу для оплаты счетов, которые он не мог даже прочесть. Он забрал у них меньше тысячи двухсот. Ситуация была жалкой; Драч был жалким.
Но недооценивать его было нельзя.
Пока она не окажется в гостиничном номере, она не сможет поверить, что избавилась от Драча.
«И всего того, что было в его доме».
На асфальте Эджхилл-роуд Драч казался невысоким, физически уменьшившимся, и шарахался от света и открытого пространства, как дряхлый старик, выведенный сиделкой на прогулку. Он мотал своей замаскированной головой из стороны в сторону и говорил быстро и нервно:
– Мне надо кое-што тебе сказать, типа. Тяжкий разговор, но это вопрос доверия, типа. Которого сейчас кот наплакал, ага? Много чего творится с газом и советом, типа, и ты на меня рычишь и все такое, но я ценю все, што ты делаешь, ага? Хоть ты меня и подставила с этим залогом, если уж честно говорить.
Его голос обдавал лицо Стефани жаром; он шептал, опасаясь, что его подслушают – из-за паранойи или больного самомнения.
– И Фергал тоже. У него свои тараканы, типа, но ты о нем не беспокойся. Он под контролем, типа. Так вот, мы перетерли и решили быть с тобой помягче, потому што ты нам помогаешь. Так што извиняюсь, если я погорячился немного, типа, там, с девками. Но никто же не пострадал, ага? Што тебе надо понять, да, так это што мы в стрессовой ситуации. Тут многое на кону. Когда ты только жиличка, все проще. – Тут он рассмеялся, рассмеялся над ее наивностью. – А у нас ответственности. Не забывай, што мы тебе дали крышу над головой. И девахам тоже. Вам всем была выгода, типа. Ну, бывает, поругаемся, но ничего же серьезного, ага?
Она сомневалась, что это правда; он ограбил Маргариту и Светлану. Пришел в их комнаты и потребовал отдать все деньги, чтобы другая съемщица могла выплатить часть его долгов, пока он топчется рядом с ней, как нервный агорафоб. Драч до икоты боялся, что она сбежит с деньгами. Поэтому он так упорно и терся сейчас рядом, ухватив ее за запястье, как сутенер непокорную уличную проститутку.
Жуткая ссора произошла у нее над головой; Драч ныл, клянчил и угрожал двум иностранкам. Она была вынуждена терпеть шум, доносившийся сверху, пока Фергал стоял в дверях ее комнаты, словно часовой, весь сгорбленный и ухмыляющийся, как кто-то, кого стоило накачать снотворным и запихнуть в смирительную рубашку.
Драч довел обеих девушек до истерики и криков «Ублюдок!» «Мы звонить Андрею!», «Подонок!», и ушел с их неправедно нажитыми деньгами.
В ответ он прокричал:
– Я их верну, типа. Просто занял, ага? К пятнице столько же заработаете. Расслабьтесь, да?
Драч украл у девушек и телефоны, чтобы они не смогли позвонить этому Андрею, а потом запер их в комнатах. Он спустился вниз с кровоточащей царапиной на запястье, что показалось Фергалу уморительно смешным. Запертые двери напугали Стефани больше, чем вся предыдущая сцена. Кража преступно заработанных денег и личных телефонов была одним делом, однако заперев девушек, он лишил их свободы; из-за этого сам пол, казалось, дрожал под ее ногами. Законы ее мира снова изменились, и настолько быстро, что было сложно угадать, чего ждать в будущем.
Однако истерика девушек, и те удары и пинки, которыми они осыпали запертые двери, возбудили Фергала, расхохотавшегося с улыбкой садиста, словно все это была игра. Звук его издевательского смеха был еще хуже, чем то, что Драч делал наверху. Между приступами хихиканья радостный Фергал выкрикнул:
– Началось, – и внезапно разразился идиотской песенкой, звучавшей как футбольная кричалка.
И вот теперь Стефани и Драч были снаружи, на холодной и тихой улице, и направлялись в банк, чтобы отдать часть долгов мистера Беннета.