Никто не уйдет живым - читать онлайн книгу. Автор: Адам Нэвилл cтр.№ 38

Она зажала уши руками, потому что была уверена, что где-то рядом открылся, чтобы заговорить, рот. Стефани не понимала, откуда это знает. Может, она и не знала, может, это всего лишь ее чувства зашкаливали от паники, но она не смогла бы вынести звук голоса.

Прикосновение холодной руки стало нежным пожатием вокруг запястья. И на этот раз она не вскрикнула, даже не вздохнула. Если не считать дрожи, прошедшей по всему ее телу, Стефани оставалась совершенно неподвижной.

«Свет горит. Здесь никого нет. Не может навредить, навредить, навредить…»

– Обними меня, – сказал голос. – Мне так холодно.

Стефани плотно зажмурилась. Либо девушка заговорила у самого ее уха, либо она услышала просьбу у себя в голове.

Холодные незримые пальцы не отпускали ее запястья. И, что бы ни находилось рядом с ней, оно медленно улеглось на кровать. Матрас мягко подался под весом, которого не могло быть, и, возможно, глаза Стефани обманывали ее, а возможно простыня действительно промялась.

– Обними меня. Мне так холодно.

Глядя на свою дрожащую руку, пораженная собственной уступчивостью, Стефани сползла на ледяной матрас, который делила теперь с чем-то невидимым.

Она с трудом дышала, мышцы лица еле двигались. Что-то плотно покрывало ее лицо. Открыть глаза стало невозможно. Одно веко поднималось не до конца, второе было запечатано полностью. Пространство перед глазами было черным, как сажа.

Живот кололо от приступов паники. Немедленной, инстинктивной реакцией было поднять руки и сорвать воняющую пластиком штуку, обмотанную вокруг лица. Но руки остались притиснутыми к бокам: от бедер и до плеч она была связана.

Она могла дергать прижатыми к бедрам пальцами рук, шевелить пальцами ног, но иное движение было невозможно. Ноги ее, к тому же, неловко и неудобно притянула друг к другу веревка, которую она чувствовала коленями, и которая врезалась в ее лодыжки и ахиллесовы сухожилия.

Ее кожа реагировала на точки давления по всему телу: плечи, прижатые к жесткой поверхности; подошвы босых ног, касающиеся чего-то, напоминавшего холодные кирпичи, но не поддерживающие ее веса. То, что прошло под ее руками, пересекло грудь и плотно обвило горло, походило на грубую нитку. Она держала Стефани на месте, заставляла стоять прямо.

Или она не стояла? Было так темно, а любое движение, кроме шевеления пальцами, так ограничено, что Стефани уже не знала, лежит ли она на спине, на боку, или даже висит вверх ногами, касаясь ступнями потолка.

Истерика затопила ее сознание.

Крепко связанная, даже с энергией ужаса, пришедшей изнутри и воспламенившей ее мускулы, она могла только слабо дрожать всем телом.

Крик, который она проталкивала сквозь губы, сомкнутые вокруг вставленной в них трубки, оставался у нее во рту. Она втягивала воздух носом, но у нее получалось вдохнуть лишь по чуть-чуть каждой ноздрей. Так дышать было невозможно.

Со всей мощью легких она вдохнула ртом через трубку тонкую струйку воздуха. У того, что ей удалось затянуть в себя, был вкус дерева и пыли. Если она не успокоится, не переведет дух и не будет дышать ровно, то так и задохнется, не будучи способной пошевелить чем-то, кроме пальцев.

Когда от отсутствия воздуха ее грудь начала казаться полной цемента, любые попытки успокоиться поглотила паника настолько абсолютная, что не давала думать. Между вспышками быстро мелькающих воспоминаний, теснившихся в стенках ее черепа, всплыла надежда, что она умрет быстро.

* * *

Стефани не столько села в постели, сколько бросила себя вверх и на колени. Она пинками скинула одеяло и рухнула на пол, задыхаясь, словно ее голову держали под водой.

Какое-то время она была уверена, что чуть не умерла во сне. Должно быть, неудобно повернула голову, пережав трахею, или втянула простыню в рот, или зажала ей нос. Нехватка дыхания переродилась в кошмарный сон. Облегчение, нахлынувшее, когда она обнаружила, что лежит на полу своей просторной комнаты и способна шевелить руками, моргать и видеть, застелило ей глаза слезами радости, побежавшими по щекам.

Но в комнате по соседству происходил грабеж или что-то хуже.

Соседка скулила и рыдала, ее тело и ноги нападавшего стучали по полу комнаты. Женщину тащили или перемещали вопреки ее воле, и это причиняло ей боль, заставляло соседку плакать и кричать, пока она не лишилась сил.

Стефани побежала к двери комнаты. Отперла ее и распахнула, желая остановить нападение, положить конец звукам насилия, как ей удалось сделать раньше, хотя она не имела ни малейшего понятия, почему в тот раз шум прекратился.

«Кто и в чем может быть здесь уверен?»

Она забарабанила ладонями в дверь:

– Я вызвала полицию. Полицию, ублюдок! Тронь ее еще раз, и пожалеешь. Сраная свинья!

Ее радость, что мужская сущность, кажется, подчинилась ее требованиям, была недолговечной. Потому что как только в комнате воцарилась тишина, тьму второго этажа начали заполнять другие звуки. Или другие голоса.

Холодный воздух вокруг нее бормотал, как радио, меняющее станции. Она последовала – всем своим существом – за одним из голосов в спокойную до того комнату по правой стене коридора, за запертой дверью которой голос превратился в глухое, однообразное повторение…

Которое звучало как чтение писания.

Стефани прижалась ухом к двери.

Голос по ту сторону вздымался и падал: из разборчивости в невнятность, с вершин истинного пыла в приглушенный, полурыдающий отчаянный тон. Она слышала голос пожилой женщины; женщины, которая быстро говорила:

– Никого не злословить… не сварливыми… всякую кротость ко всем… несмысленны, непокорны, заблудшие… похотей и различных удовольствий… в злобе и зависти, были гнусны… ненавидели друг друга… благодать и человеколюбие Спасителя нашего, Бога…

Из ванной донеслись обрывки монолога девушки из-под пола, разлились по площадке в конце коридора, словно и она теперь повысила голос, привлекая внимание Стефани:

– Как меня зовут?.. До того, как здесь… тогда. Некуда… туда, где другая… холод… меня зовут?

В соседней комнате девушка, которую избивали, отдалась слезам горя, казавшегося бездонным.

– Господи. – Стефани прикрыла нос и рот тыльной стороной ладони, защищаясь от запаха; ужасные миазмы в холодном воздухе поднялись по лестнице и миновали площадку второго этажа, прежде чем ударить ей в лицо. Ей вспомнились завернутые в голубенькое одеяльце мокрые бурые останки ручного кролика, которые она со своей подружкой Люсиндой выкопали в детстве из-под альпийской горки в саду Люсинды с благим намерением вернуть питомца к жизни.

Стефани развернулась и побежала к себе в комнату. Заперлась внутри и сползла на пол, прижавшись спиной к двери.

Она не открывала глаз до половины одиннадцатого, а после сидела, сгорбившись, на кровати, в той же одежде, в которой спала, слишком усталая и слишком заторможенная, чтобы выйти в ванную и принять душ, или на кухню, вскипятить желтеющий пластиковый чайник и сделать чашку растворимого кофе. После волнений предыдущей ночи она проспала около трех часов, показавшихся тремя минутами. Последний отрезок сна прошел без сновидений, словно она вырубилась, ударившись головой.