Эмма склонила голову набок, а Эш провел языком по длинному грациозному изгибу ее шеи и ощутил терпко-сладкий вкус. Восхитительно.
– Поэтому, если мы будем делать это дважды в день, – промурлыкал он, – мы достигнем нашей цели в два раза быстрее.
– Да… Предполагаю…
– Тут нечего предполагать. – Он надавил на ее сосок. – Это простая арифметика.
После недолгого молчания Эмма проговорила:
– В самом деле, мой олененочек.
В ее голосе ему почудилась улыбка.
Дерзкая, непочтительная девчонка!
И понеслось. Эмма сама помогла ему поднять юбки к талии. Он погладил ее расселину, чтобы отыскать самое средоточие. Она вскрикнула от удовольствия, обеими руками схватившись за книжные полки. Он едва успел расстегнуть брюки.
Казалось, этой возне с одеждой не будет конца. Но вот их тела соединились – плоть к плоти.
– Сейчас? – прорычал он решающее слово.
– Да, – почти беззвучно отозвалась она.
Да, да, да!
Свидание в библиотеке стало первым в череде последовавших дневных любовных встреч. Теперь, когда Эш знал, что Эмма не возражает против любых способов занятия любовью, его фантазии не было предела. Жизненные силы били в нем ключом, он не ведал усталости и пресыщения, но раздеться среди бела дня по-прежнему казалось ему слишком рискованной затеей.
Когда они были вместе, в интимной близости, ему была невыносима мысль, что жалость Эммы испортит тот волшебный момент, когда от него требуется сила. Он боялся, что Эмма может отпрянуть, стоит ей до него дотронуться.
«Как можно лечь с… таким?»
Нет, он не мог так рисковать. Однако с предприимчивой, идущей навстречу его желаниям партнершей можно было избежать таких ситуаций. Наслаждение необязательно получать в спальне, в постели, по ночам.
Эш обнаружил, что Эмма не возражает, если ее опрокинуть на какой-нибудь устойчивый предмет мебели. Эксперимент на бильярдном столе оказался особенно восхитительным.
Герцог увлекал жену в темные ниши, в глубокие шкафы и брал ее, пригвожденную к стене, в горячей, пахнущей мускусом темноте. Они использовали шейные платки, кушаки, носовые платки – ими можно было отлично завязать глаза.
Что бы он ни предложил, она никогда не говорила «нет».
Она всегда говорила «да», «еще», «пожалуйста»…
И всегда ее тихие вздохи и стоны действовали непосредственно на его ствол, подводя к финалу.
По мере того как их страстные дни превращались в недели, он даже полюбил ее бесконечно абсурдные ласкательные прозвища. Они разглаживали его шрамы, разрушали клетку, в которую он заключил свое сердце.
Но каждый день Эш старательно восстанавливал баррикады.
«Не придавай слишком большого значения ее готовности», – корил он себя. Эмма страстная по природе женщина. Без сомнения, ей просто не терпится поскорее покончить с этой задачей – родить ему ребенка.
И все же он не мог быть вдали от жены. Не мог утолить свое желание. Не мог воздвигнуть между ними барьер. Его влекло не только ее тело – он хотел близости, свидетельств того, что его принимают таким, какой он есть, что его никогда не отвергнут.
«Да!»
Эмма всегда говорила «да».
Пока однажды произошло по-другому.
В тот вечер Эмма не вышла к обеду. Горничная принесла от нее записку и положила на стол. Глотнув бренди, Эш развернул и прочел послание от жены.
Она испытывала недомогание, гласила записка, и подозревала, что для полного восстановления ей потребуются несколько дней. Она с извинениями сообщала, что его визиты сейчас нежелательны.
Что же, пусть так. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы уразуметь то, что было скрыто за этими учтивыми выражениями. Наступили месячные. И это означало, что она пока не беременна.
Ему следовало бы на это досадовать, но он почему-то испытал лишь облегчение.
Она не понесла его дитя, а это означало, что у него есть еще месяц, чтобы увлекать ее в темные уголки, поворачивать лицом к стене и чувствовать, как ее зубы впиваются в его ладонь, когда наступал пик наслаждения.
Эш был готов скакать от радости.
Он допил свой бренди, оперся локтем о стол, коснулся лба большим и указательным пальцами и стал массировать бугрившийся узлом шрам на правой щеке.
«Ты, Эшбери, болван. В тебе ума как у земляного червя». Это больше, чем влюбленность. Он позволил расцвести в себе наивному, неразумному чувству привязанности. И нужно что-то с этим делать.
Он велел слуге налить в свой бокал еще одну порцию бренди. Потом еще одну. Осушив целый графин, он потребовал шляпу и плащ и выскользнул на улицу, которая уже погрузилась в ночной мрак.
Герцог собирался найти грубиянов, которых следовало проучить, или расфуфыренных денди, которых стоило напугать, – пусть спасаются бегством, теряя свои облитые шампанским сапоги.
И он тогда скажет себе, с досадой и отвращением, которых заслуживал: вот как окружающий мир встречает чудовище, вот каким его видят люди!
Возможно, у него есть еще месяц «да», но он не должен забывать: затем его ожидает долгая жизнь, в которой будет только бесконечное «нет».
– Чтоб мне провалиться! Я так и знал.
Эш застыл на месте. Его рука лежала на дверной щеколде, другая покрепче стиснула трость. Он обернулся, чтобы увидеть нарушителя спокойствия.
В переулке позади конюшен его дожидался мальчишка. И не просто мальчишка, а тот самый мальчишка. Тот, которого он уже встречал.
– Я так и знал, – повторил паренек. – Я знал, что это вы.
Святые угодники и угодницы!
Схватив мальчишку за шиворот, Эш оттащил его в темный угол и оглянулся по сторонам – не слоняется ли поблизости конюх или кучер, которые могут их подслушать.
– Чудовище из Мейфэра – это герцог Эшбери!
– О ком это ты? – сурово спросил Эш.
Как будто по ночным улицам Мейфэра мог разгуливать другой обезображенный шрамами человек в плаще и с тростью с золотым набалдашником.
– Я знал, с той самой ночи – так и сказал приятелям, что знаю. Вы, должно быть, важная персона, – трещал мальчишка. – Об остальном догадался сам, читая сплетни в газетах. Герцог Эшбери вернулся в Лондон всего за несколько недель до того, как газеты сообщили про чудовище в первый раз. Болтали, будто он был жутко ранен в битве при Ватерлоо. Я решил подежурить здесь и проверить, прав ли я. Черт подери, вот и вы, как кто-то из табакерки! – Парень даже всплеснул руками. – Вот дружки обо всем узнают!
– Твои приятели ничего не узнают. – Эш как следует тряхнул наглеца. – Ты меня понял?
– Не надо меня пугать. Я знаю, что вы не сделаете мне ничего плохого. Обижать слабых не в ваших правилах, правда же?