Эмма покачала головой. Она отжала травы через тонкую ткань, перекрутив ее жгутом.
– Это… – Эшбери быстро перебирал газеты. – Просто грандиозно.
– Нет. Ничего подобного.
– А вы взгляните! В одной из газет есть иллюстрация. – Повернув к Эмме свой изуродованный профиль, Эш показал ей гравюру. Подпись под портретом гласила: «Чудовище собственной персоной». – Что вы на это скажете? Мне кажется, они сделали мой нос чуть длиннее, но в остальном на удивление точное сходство.
Эмма с размаху поставила пустой котелок на стол.
– Дело не в том, точно ли портрет воспроизводит ваши черты, он точно характеризует проблему. Вы позволяете людям видеть себя лишь с одной стороны. Если бы вы только дали им шанс увидеть сквозь шрамы…
– Люди не могут видеть сквозь шрамы. На улице, на рынке… где угодно. Они впитывают внимание общества, а я вроде канавы, по которой оно циркулирует.
– Это необязательно так.
Эш стиснул зубы.
– Давайте договоримся. Я не стану делать вид, будто знаю, каково это – чувствовать, как чужие мужчины пялятся на ваши голые сиськи, а вы не станете утверждать, будто понимаете, каково мне, когда таращатся мне в лицо.
Эмма вмиг опечалилась.
– Простите, мне не следовало брать на себя смелость…
– Да. Не следовало.
– Но неужели вы так и не попытаетесь? – Обойдя стол, она встала перед мужем. – Один визит – вот все, о чем я прошу. Один день в компании обычных людей. То есть, полагаю, они не совсем обычные люди, зато, по крайней мере, не разбойники.
Герцог нахмурился:
– Что вы затеяли?
– Сходим на чай к моим подругам. В следующий четверг. Вот чего бы мне хотелось.
Он хотел возразить.
Эмма приложила палец к его губам, заставив замолчать. От ее пальца пахло травами и медом. Дурманящий аромат! Разве мог он долго сердиться, если от нее так волшебно пахло?
– В дом к леди Пенелопе Кэмпион. Рядом, только площадь перейти. Не такое уж тяжкое испытание. – Она лукаво повела бровью. – Если, конечно, вас не страшит компания трех старых дев.
Эш не помнил, когда в последний раз переходил площадь, чтобы попасть в резиденцию Кэмпион. Тогда он был еще мальчиком лет десяти, не больше. Леди Пенелопа была совсем крошка, чтобы они могли играть вместе, не говоря уж о том, что она – о ужас! – была девочкой. Но однажды летом его таки заставили. Единственное, что извиняло Пенелопу в его глазах, так это ее вечная привычка прятать у себя в шкафу или под кроватью одного-двух грязных животных.
Он смутно припоминал что-то про поросят. И кажется, там был еще тритон?
Эмма позвонила в дверь.
– Я делаю это в первый раз, – буркнул он, уставясь на дверь. – И в последний.
– Понимаю, – ответила Эмма.
– И только потому, что мои родители высоко чтили это семейство.
– Разумеется.
– Им бы хотелось, чтобы я приглядывал за леди Пенелопой теперь, когда она живет одна.
Эмма крепко сжала руку мужа.
– Не волнуйтесь. Они вас полюбят.
Дверь распахнулась. У Эшбери засосало под ложечкой.
– Леди Пенелопа. Мое почтение.
Эш потянулся к руке леди Пенелопы, намереваясь запечатлеть на ней поцелуй, но та лишь рассмеялась, положила руку без перчатки ему на плечо и заставила нагнуться, чтобы обнять, – как будто подобное было здесь в порядке вещей.
– Входите, входите же. – Взяв герцога под руку, Пенелопа провела гостей в дом. – Вы должны называть меня Пенни. Мы же старые друзья. Я видела вас в ночной сорочке. Надеюсь, вы не ждете, что я стану говорить вам «ваша светлость».
– «Эшбери» будет достаточно.
– «Эш», – поправила Эмма. – Для друзей он Эш. А дома – Тыковка.
Он бросил на нее сердитый взгляд. Эмма ответила улыбкой.
– Значит, «Эш», – сказала Пенни, похлопав его по руке.
Дом выглядел приблизительно так, каким он его помнил: те же картины на стенах, та же мебель, – только теперь на всем лежал налет воспоминаний. Эш собрался с духом: завернув за угол, они очутились в гостиной.
Но никто не завопил от ужаса и не остолбенел от изумления. Казалось, прочие гости были готовы к его появлению. С одной стороны, он мог вздохнуть с облегчением, с другой – было несколько унизительно. Он представлял себе, как Эмма за чаем говорит им: «Только не пугайтесь, мой муж безобразен до ужаса».
Пенни представила собравшихся гостям. Разумеется, двум другим дамам было известно, кто он такой, а Эмма в двух словах рассказала о них мужу.
Девушка с растрепанными рыжими волосами оказалась мисс Тиг, от нее несло чем-то горелым. Мисс Маунтбаттен была миниатюрной темноволосой дамой, на которой было элегантное, выгодно подчеркивающее фигуру прогулочное платье из синей, цвета павлиньей грудки, камчатной ткани, сильно напоминавшей Эшу драпировки из музыкальной комнаты в его доме.
Он слегка поклонился, потом подождал, пока дамы рассядутся, и лишь потом сел сам. Пенни начала разливать чай.
Мисс Тиг и мисс Маунтбаттен сидели молча. То бросят украдкой взгляд на Эша, то переглянутся, то уставятся в свои чашки. Эш привык быть объектом любопытства, но самое странное было то, что на лицах дам все время порхали легкие, понимающие улыбки.
Вошла белая кошка, потерлась о ножку стула Эша и вспрыгнула ему на колени. Эш снял животное с колен и опустил на пол, но кошка проворно вскочила обратно и свернулась клубком.
– С кошками всегда так, – пояснила Пенни. – Они тянутся к людям, которые их знать не хотят, а уж Бьянка у нас особенно настырна: издевается над Хьюбертом как хочет.
– Не помню, чтобы в вашей семье был Хьюберт, – сказал Эш. – Это слуга?
– Боже упаси, нет. – Пенни рассмеялась, подавая ему чашку с чаем. – Хьюберт – это выдра.
Ну разумеется.
Хозяйка протянула ему поднос с треугольной формы сандвичами со срезанной корочкой.
– Возьмите вегеброд.
– Спасибо, бутерброд – это хорошо. – Эш схватил один треугольник и откусил побольше. Чем дольше придется жевать, тем меньше надо будет разговаривать.
– Нет-нет! Это вегеброд, – сказала Пенни. – Делаем из овощей пюре и запекаем в форме бруска, а потом нарезаем, как ветчину. В основном это картофель и репа, да несколько долек чеснока, да немного свеклы для цвета. Очень питательно и даже вкусно.
Право же!
Эш едва не подавился, но мужественно скрыл отвращение, запив овощную гадость добрым глотком чая.
– Леди Пенни – вегетарианка, – сказала мисс Тиг.
– Боюсь, я вас не понимаю.
– Она не ест мяса, – пояснила Эмма.