– Эээ, вы что, со мной прощаетесь, что ли? Сдурели? Если хотите знать, вы мне тоже очень нравитесь, и это совершенно не потому, что вы умираете, – коряво защитился Карл, – вернее, не потому, что вы признались, это так и есть. Но надо отдать должное, вы тоже мне сначала жутко не понравились.
– Серьезно?
– Да, я подумал, что вы много о себе думаете. Знаете, такая зазнайка, которая любит командовать и на работе, и дома. А вы другая. Вы так ладите с соседской девчонкой, я бы так не смог. Мне вообще кажется, что я буду отвратительным отцом, я для этого чересчур эгоистичен. Маленькие люди, я вообще не знаю, как они устроены, – Карл говорил первое, что приходило ему в голову, лишь бы заговорить ее, чтоб она не думала о том, что с ней происходит. Рассеянного света хватало только для того, чтоб увидеть ее лицо, оно казалось бледным, безжизненным и очень красивым. Сердце от жалости к ней сжалось, и Карл автоматически стал гладить ее по лицу, вытирая слёзы.
– Вообще-то маленькие люди – они точно такие же, как и большие, – ответила Клава. – У них только сердце более ранимое, они ещё верят в людей и доверяют им, в отличие от нас с вами. Нет, жизнь это исправит обязательно, у одних раньше, у других позже, но пока еще их сердца верят, что добро обязательно победит зло, как в хорошей сказке.
– А что, в плохой сказке зло побеждает добро? – машинально спросил Карл, просто поддерживая разговор.
– Плохие сказки – это когда открытый финал, – ответила Клава.
– А чем вам такой конец сказки не нравится? – удивился Карл.
– Потому что, если финал оставить людям для фантазии, все кончится плохо, человек дорисует картину обязательно в холодных тонах.
– А я не согласен, – Карл улыбнулся, он признался сам себе, что ему нравится с ней болтать. – В мире было столько боли и горя, войн и трагедий, но люди остаются людьми. Мне кажется, наоборот, самая прекрасная черта человечества – прощать и все забывать. Если бы этого не происходило, то страны бы уже давно ненавидели люто друг друга, да что там страны, внутри одной страны люди были бы непримиримы.
– Не знаю, не уверена, – не приняла его позицию Клава, ее голос стал несколько веселее, она была в своей стихии и немного забыла о случившемся. – Вот, к примеру, в китайском городе Харбине есть музей, памятник жертвам спецподразделения отряда 731. Этот японский отряд действовал с 32-го года по 44-й, и за время своей страшной деятельности он истребил тысячи китайцев и русских. Японские так называемые врачи, также как фашисты, ставили опыты над заключенными, и даже если человек выживал от страшных опытов врачей-убийц, от последующей мучительной смерти его это не спасало. Так вот, это очень большой комплекс, на выходе же висит огромными иероглифами напечатанная клятва, и все группы китайских школьников, которых водят в этот музей, заставляют произнести эту клятву.
– И что в ней? – спросил Карл.
– В ней призыв к потомкам никогда не забывать, что сделал с их соотечественниками этот отряд смерти. Китайцы – древний и мудрый народ, они искренне верят в то, что ни в коем случае нельзя забывать историю. Небольшое отверстие в памяти о прошлом может стать огромной дырой в будущей жизни, примерно так переводится их пословица о памяти.
– Откуда такая любовь к Китаю? – удивился Карл. – Вы там бывали?
– Нет, – смутилась Клава, – но я мечтаю об этом. Знаете, в детстве и юности у меня была масса свободного времени, с девочкой из семьи алкоголиков мало кто хотел дружить, ну а кто проявлял это желание, с теми не хотела я. И вот все освобожденное от друзей время я читала. А вот вы, Карл Юрьевич, знаете, что в чтении главное?
– Ну, хорошая книга, наверное, – неуверенно ответил Карл, он был рад, что Клава отвлеклась и разговорилась, но долгое отсутствие Санька уже напрягало.
– Нет, ответ неверный, в чтении главное – возможность обсудить прочитанное, а так как мне это делать было не с кем, я вела дневник. Я представляла, что пишу письма другу, его звали Шень, и он жил в китайском городе Харбин, который основали русские мигранты с Дальнего Востока, когда убегали от революции.
– Это Шень вам все рассказал? – забеспокоился Карл.
– Да, – ответила Клава спокойно. – У нас была двусторонняя переписка. Он мне рассказывал о своем городе, я ему – о своем.
– А переписка закончилась в вашем трудном детстве или ваш выдуманный друг до сих пор с вами? – испуганно спросил Карл.
– Не так часто, но мы все еще пишем друг другу, каждый раз зовет меня в гости, – вздохнула Клава. – Вот заработаю денег и обязательно полечу в Харбин, для меня это не просто мечта, для меня это жизненная позиция.
– Не знаю, – сказал Карл, – мне кажется, вас ждет разочарование, был я в Харбине. Ничего, я скажу, там эдакого нет, обычный город небоскребов, хотя, конечно, китайский колорит никуда не денешь, да и русские постройки, вы правы, до сих пор стоят. Вот, например, самый дорогой и пафосный магазин Харбина называется «Чурин» его построил русский купец с Дальнего Востока, к слову сказать, этой фамилией, которая уже давно стала брендом, называется многое: и хлебопекарня, и колбаса, и еще масса всего. Да и русские здания охраняют и реставрируют, центр заполнен ими. Один Софийский собор чего стоит.
– Как я вам завидую, вы все это видели своими глазами, – Клава с сожалением вздохнула. – А вы мне напишете адреса, где я могу посмотреть все самое интересное? Я обязательно поеду туда.
– А зачем вам? – удивился Карл. – У вас ведь там друг есть, я думаю, человек он порядочный, встретит и все вам покажет, – сказал он и захохотал, Клава прыснула и, не удержавшись, тоже засмеялась.
Они так искренне смеялись, что не услышали, как рядом затарахтел трактор, от этого рухнувшая стена и свет, ворвавшийся в подвал, были неожиданностью, полностью ослепив их. Как только появился свет, Карл тут же рванул к ее голове и, осмотрев зону повреждения очень внимательно, тяжело вздохнул.
– Что там? – еле шевеля от страха языком, спросила Клава. – Говорите мне только все честно, я сильная, я справлюсь.
– Конечно, справитесь, – нагло ухмыляясь, ответил Карл, – ведь если ваши мозги – это смола, то без них вполне можно жить.
– В смысле? – удивилась такому жесткому ответу Клава. – Как вы можете так разговаривать со мной, я больна.
– То, что вы больная, я даже спорить не буду, – все больше веселился Карл. – Вот только с целостностью головы у вас все в порядке.
– Да? Вы врете, что тогда оттуда вытекает?
– Ничего, ваши волосы приклеились в лужу смолы, которая, видимо, капала вон с той ели, – все больше веселился Карл.
Осознав это, Клава с усилием оторвала волосы от смолы и с серьезным выражением лица, тыкая при этом пальцем в грудь смеющемуся начальству, сказала:
– Забудьте все, что наговорила вам умирающая дура.
Но ответить Карлу не дали, прерывая их, Санек удивленно закричал: