– Медицина немного похожа на любовь, – начала она. Элиза поняла, что ей предстоит одна из столь любимых тетушкой лекций, пусть гениальных, но довольно-таки затянутых.
– Есть видимая часть, которая привлекает внимание: повязки, шприцы и настои – это своего рода цветы, любовные послания и ухаживания, но самое главное глазами не увидеть. Оно здесь, – продолжила тетушка, приложив руку к сердцу.
Элиза не смогла удержаться от смеха. Такого ответа она не ожидала.
– Не знаю, стала ли после твоего объяснения медицина интереснее или любовь скучнее, – с улыбкой заметила девушка. – Но, вероятно, биологические процессы приобретения иммунитета и эфемерная алхимия любви имеют нечто общее.
– Ты когда-нибудь видела микробы? – спросила тетушка Гертруда, не ожидая ответа племянницы. – Вот и я нет, и все-таки не сомневаюсь в их существовании, поскольку наблюдала, как они влияют на тело. Точно так же я никогда не видела «любви» и все же раз за разом наблюдала, как сильно она меняет людей.
– Но микробы реальны, – возразила Элиза, видевшая их лишь на картинках. – Я имею в виду, физически. В то время как любовь… любовь – всего лишь чувство. Его нельзя посадить в пробирку, и от него нет прививок, потому что из него не сделаешь порошок или пасту.
– Я своими глазами видела множество девушек, подхвативших любовную лихорадку при столкновении с романтическими соблазнами в их окружении. А также множество молодых людей, потерявших веру в любовь из-за слишком частых столкновений с ее наиболее низменными проявлениями.
– Я не совсем понимаю, о чем вы, тетушка.
– Тут как с примочкой, которую мы накладывали нашим бравым солдатам. Если царапина неглубока, болезнь будет протекать в более легкой форме, но если поцарапать до крови – совсем другое дело. Многие юноши, считающие любовь игрой или подменяющие ее тем, о чем добропорядочной леди говорить не подобает, черствеют сердцем, теряя ту чуткость, без которой нет истинного чувства.
Теперь Элиза поняла, о чем говорила тетушка. Будучи дочерью генерала, она значительно чаще, чем мог заподозрить отец, слышала, как солдаты обсуждают эту сторону своей жизни. Здесь, в Морристауне, девушка видела, как мужчины то и дело снуют возле неокрашенного дома на Уайтлаун-стрит, где жили пять одиноких женщин. Тетушка Гертруда уверяла, что это вдовы солдат, но Элиза не заметила на их лицах ни капли скорби.
– Как бы то ни было, – продолжила женщина, – пусть я и не люблю ссылаться на возраст, позволь мне сказать, что однажды, когда ты будешь давно и счастливо замужем, поймешь, о чем я говорю. Достаточно сказать, что любовь не терпит спешки, точно так же, как и медицина. Нужно разобраться в причинах, как и с болезнью, составить план борьбы и следовать ему со всей возможной точностью.
– Болезнь! Борьба! – воскликнула Элиза. – Тетушка Гертруда, ты рискуешь подтвердить все слухи о женском коварстве, которые распускают воинствующие холостяки. Разве любовь не приходит в свое время и на своих условиях? Разве все прочее может называться любовью, а не обычным манипулированием общепринятыми условностями?
– Мужчины уже манипулируют ими, Элиза. Мы, женщины, должны разрабатывать собственные стратегии или рисковать своим будущим счастьем, полагаясь на эмоциональную зрелость мужчин. А это, моя дорогая, все равно что позволить лошади выбирать гостиницу по качеству соломы в стойле!
Тетушка Гертруда завершила свою обличительную речь, тихонько хмыкнув. Элиза не была уверена, что полностью поняла тетушкино сравнение, но следующие слова пожилой женщины заставили ее напрочь забыть об этом.
– Нужно сделать еще несколько прививок. Мы еще не привили офицеров штаба генерала Вашингтона, за исключением полковника Гамильтона. Так что завтра с утра ты отправишься туда. Доктор Кокран попросил меня помочь ему с обходами, поэтому я была бы тебе очень признательна, если бы ты смогла сделать все сама. Ты с этим, определенно, справишься.
Элиза была решительно настроена оправдать доверие.
– Почту за честь, тетушка. Спасибо за то, что верите в мои способности.
– Ты это заслужила, моя дорогая.
Элиза разгадала замысел тетушки, когда они обсуждали подготовку маленькой корзинки, в которую следовало сложить бутылочки с порошком и все необходимые инструменты.
– Будь внимательна, Элиза. Без сомнения, некоторые офицеры постараются убедить тебя в том, что они уже привиты, но, если их имен не будет в моих списках, это не так. Возможно, их придется приободрить. Используй рассказ о добровольной прививке полковника Гамильтона как яркий пример храбрости и решительности для всех остальных. Скажи офицерам, это приказ доктора Кокрана, что равносильно приказу самого генерала Вашингтона. – Тетушка Гертруда легкомысленно махнула рукой. – Ты умная девочка. Придумаешь, что сказать…
Но прежде чем Элиза успела возразить, дворецкий объявил о прибытии нежданных гостей.
И в дверях появились Анжелика и Пегги.
– Элиза!
– Анжелика!
– И Пегги здесь! – воскликнула Элиза, вскочив с кресла, чтобы обнять сестер. – Что вы здесь делаете?
Девушки обменялись взглядами с тетушкой Гертрудой, которая, похоже, ничуть не удивилась их появлению. Анжелика невинно захлопала ресницами.
– Мы приехали помочь.
– Нет, на самом деле, – со смехом повторила Элиза, – что вы здесь делаете?
Анжелике удалось сохранить серьезное выражение лица не дольше секунды.
– В Олбани так скучно! – воскликнула она. – Мама все время ворчит из-за денег, папа муштрует слуг, словно те солдаты, и одни и те же семьи устраивают одни и те же вечеринки.
– Так и есть, – подтвердила Пегги. – Я бы не вынесла, если бы пришлось еще хоть раз танцевать с Корнелиусом ван дер Беззубом!
Элиза рассмеялась. Корнелиус ван дер Шут был заядлым холостяком лет пятидесяти, чьего состояния было явно недостаточно, чтобы найти себе жену, не в последнюю очередь из-за проблем, на которые указывало данное Пегги прозвище.
– Слышала о его последней выходке? – подхватила Анжелика. – Он заказал новый набор вставных зубов – сделанный из настоящих зубов! Он жует чужими зубами!
– Нет, – выдохнула Элиза. – Как отвратительно!
Сестры рухнули друг на друга, объятые приступом смеха, продлившимся несколько минут. Наконец Пегги высвободилась из объятий.
– Есть еще кое-что, – сказала она серьезно. Затем передала Элизе конверт, подписанный знакомым почерком матери. – Возможно, тебе лучше присесть.
Элиза вскрыла конверт и опешила, прочитав первые слова матери, пронизанные страданием.
Дражайшая Элизабет,
Как же больно сообщать тебе такие новости… Сожжение усадьбы в Саратоге этим негодяем, генералом Бергойном, кажется, снова и снова вносит разлад в наши жизни. Как ни старался ваш отец восстановить наш милый второй дом, вскоре стало ясно, что, вследствие полного опустошения дома и большинства построек усадьбы, финансам Скайлеров был нанесен сокрушительный удар. Более того, мы ощутили, пусть и не в полной мере, что такое быть бедным и бороться за кусок хлеба. Папа говорит, что все это временно, но, поскольку нам приходится кормить столько ртов, ситуация весьма неблагоприятная. В связи с этим, моя дорогая девочка, ваши любящие родители решили на эту зиму вверить вас, трех сестер, заботам ваших щедрых родственников, дяди Джона и тети Гертруды. Мое сердце наполняется гордостью при мысли, как дружно вы станете поднимать боевой дух наших солдат, радуя их своими свежими лицами и чистыми помыслами. О, если бы только я была столь же молода и проворна, то работала бы с вами бок о бок…