Там, за чертой блокады - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Сухачев cтр.№ 41

– Нет, только резина. Кожа от воды раскисает, – категорически заметил Виктор.

– Во, видал? А ты говоришь, городской, белоручка! – упрекнул Павлика отец.

Виктор расцвел от такой похвалы. Ему захотелось доделать протез до конца.

– Есть шарошка ^[27], чтобы выбрать углубление для ноги?

– Нету ее, спасибо, углубление для культи я сам вырежу ножом. Так ты всему этому у отца научился?

– Нет! Отца я не знал.

Такие вопросы ему не нравились, и он поспешил домой.

Уже по дороге решил, что для письма Эльзе есть два интересных события: поездка на паровозе и сделанная нога для инвалида. Но дома передумал: «Для одного письма хватит и паровоза, а деревянную ногу оставлю для другого письма».

…Зима торопилась, словно опоздавший на поезд пассажир. В конце октября температура опустилась до минус десяти градусов, а в начале ноября из тучи, повисшей над Асином, как пух из порванной подушки, долго – и день, и ночь без перерыва – сыпался снег.

Под утро, увидев скорчившегося от холода спящего Виктора, тетя Даша накрыла его тулупом, который вскоре свалился на пол. От этого он и проснулся. Выглянув в оконце и увидев громадные сугробы, совсем закоченел.

Зиму он не любил: она напоминала о блокадном Ленинграде, когда надо было очень рано вставать и пробираться по глубокому снегу до булочной, чтобы занять очередь за хлебом. Он вспомнил, как, обессилев, иногда полз на четвереньках, преодолевая сугробы.

Из-за глубокого снега почти все школьники и учителя пришли в школу с опозданием. В классах было холодно, и директор разрешила сидеть в верхней одежде. Виктор поднял воротник, отчего стало тепло и захотелось спать. Он несколько раз пытался встряхнуться, резко поднимал голову и полусонным взглядом окидывал сидящих впереди ребят.

По расписанию была история, проходили Киевскую Русь. Но учительница вдруг обратилась к Виктору:

– Витя Стогов, тебе, наверное, наше сегодняшнее состояние напоминает учебу в блокадном Ленинграде. Да? Ты среди нас единственный, кто на себе испытал ужасы войны. Иди за мой стол, расскажи нам о блокаде.

Виктор был ошеломлен. Сон мгновенно улетучился, словно его взбодрили ушатом холодной воды.

Он поднялся и, идя к столу, сказал:

– А я в первую блокадную зиму не учился. Школы не работали. Все замерзло, а топить было нечем. Электричества не было. Парты все сожгли, учебники тоже. И есть было нечего.

– Ужасно! Как же вы остались живы?

– Не все остались живы. Многие умерли…

– И у вас в семье тоже?

– Да! – еле слышно произнес Виктор. – Умерла от голода сестра. Мы ее зашили в простыню, положили на санки…

Виктор умолк, потому что сейчас, находясь в холодном классе, он представил себе ту страшную ночь, когда в полной тишине раздавались только хрипы умирающей сестры. При слабом свете лампады Виктор видел ее полуоткрытый рот, из которого при каждом выдохе появлялась красноватая пена, и руку матери на голове дочери.

– Затем, – продолжил он, – повезли на кладбище и свалили в большую яму, в которой уже было очень много трупов. – Стогов снова сделал паузу. – Потом, уйдя за водой, пропала мама. Я пошел ее искать. Там, где раздавали воду, мне сказали, что ее увезли на кладбище…

От нахлынувших воспоминаний у Виктора начал дергаться подбородок. Видно было, что ему стоит больших усилий сдерживать себя, чтобы не разрыдаться. Он умолк.

– Ну, ну, Витя! Извини! Я, если честно, не представляла себе весь этот ужас. Узнать о блокаде из газет совсем не то, что услышать от человека, пережившего все это.

Учительница истории поделилась со своими коллегами впечатлением от короткого рассказа Стогова и предложила директору провести в каждом классе «Урок мужества» с участием Виктора.

– Вы же сами говорили, – вмешалась директор школы, – что у него от волнения подбородок задрожал. Может случиться, что с последнего «Урока мужества» его придется везти в психушку. Такой урок нужен, но проводите его сами, с учетом того, что рассказал Стогов. Поберегите нервную систему мальчика.

В этот день терпения проводить занятия в холодных классах хватило только до второго урока. Директор сама обошла школу и распорядилась отпустить детей.

Виктор, не снимая рукавиц, сложил в сумку учебники и поднялся, чтобы выйти из класса, но перед ним возникла Нина.

– Меня тоже потрясли твои воспоминания… Но я сейчас к тебе по делу, вернее, по просьбе мамы. Она просила передать, чтобы ты зашел к ней в райисполком или домой по поводу вашего директора детдома, кажется, Лялина ее фамилия. Мама не может связаться с ней.

– А что наш директор? Чем она не понравилась твоей маме? Она самый лучший директор! Может, даже во всей стране!..

– Да ты не лезь в бутылку. По-моему, ее за это и приглашают в область. Я точно не знаю. Так понял? Зайди к ней на работу или к нам домой. – Нина задумалась. – Лучше домой, сегодня часов в семь.

Не добавь она последнего «лучше домой», Виктор так бы и сделал, пошел бы к ним. Но дух противоречия удержал его.

Он вошел в райисполком и у первой попавшейся женщины спросил, где кабинет Галины Андреевны Овчинниковой.

– А тебе нужна именно председатель райисполкома?

– Да! Именно она!

– А по какому вопросу? – допытывалась женщина.

– Теть, если вы не знаете, где ее кабинет, так и скажите, а то пытаете: «По какому вопросу?»

– Галина Андреевна, голубушка, нашли время с пацаном говорить! Вы меня подводите, поехали быстрее! – налетел на них громадного роста мужчина.

– Так вы и есть Галина Андреевна? Мне Нина сказала, чтобы я пришел к вам.

– Ага, я все поняла! Ты из детдома. Мне сейчас некогда, приходи к семи часам ко мне домой.

…Виктор не без волнения подошел к дому Овчинниковых. Часов у него не было. На квартире по ходикам рассчитал, сколько времени ему надо на дорогу. Получилось, пришел точно, вовремя. Но тут же подумал: «Что, если Галины Андреевы еще нет? Как тогда быть?» Ему еще не приходилось оставаться один на один с девчонкой. Он даже не представлял себе, о чем с ней надо говорить. Сказать, что подождет ее маму на улице? Так она не позволит выйти.

Виктор решил подождать немного и сел на скамейку возле крыльца. Но сидеть было холодно. Он еще не встал, как отворилась калитка и быстрым шагом вошла Галина Андреевна.

– Давно ожидаешь? – спросила она, поднимаясь на крыльцо, и, веником очистив бурки от снега, открыла дверь. – Заходи, замерз небось как суслик. Нина! Что же ты приморозила гостя к скамейке!

Виктор снял валенки, остался в шерстяных, штопанных красными нитками носках. Его это не смущало. Мама внушала, что стесняться надо дыр.