Они встретились впервые на одном из приемов, кажется, это случилось в доме профессора Гестени. Ей чрезвычайно шло имя Аврора – Утренняя звезда. Сверкающие, темно-каштановые волосы, блестящие глаза, упругая походка спортсменки, белые, подобные жемчугам зубы, открытая улыбка, буйный, фонтанирующий темперамент. Она ничем не уступала венским львицам, и ее невозможно было не заметить. Мужчины и восхищались ею, и побаивались. Женщины пытались завязать дружбу и всерьез ревновали. Аврора, младшая из дочерей старого аристократического рода, жила привольно, как хотела. Увлекалась конным спортом, живописью, автогонками. Последним и самым страстным из ее увлечений стала фотожурналистика.
Любили ли они друг друга? В этот ранний час, укрываясь от свежего ветра под боком транспортного самолета, Отто думал о своей любви к неуемной Авроре. Через несколько минут вибрирующая железная машина унесет его в неизвестность, в чужую, непознанную и непонятную страну, на театр военных действий, возможно, на смерть. А если его постигнет увечье? А если планы гитлеровских бонз пойдут прахом и победоносная война затянется? Станет ли Аврора ждать или он потеряет ее? Авроре прошедшей весной исполнилось тридцать три года, ему в начале лета стукнуло сорок пять. Они оба созрели для брака. Но в дело вмешалась война. Мысль о том, что он кладет жизнь и личное счастье на алтарь науки оказалась щекочуще-приятной. Чувство невосполнимой утраты, которое, как он слышал, посещает солдат перед отправкой на фронт, обошло его стороной…
На этом он и успокоился, засмотрелся на блеклый свет автомобильных фар. На летное поле выкатил небольшой грузовичок с опознавательными знаками особой дивизии СС. От грузовика отделились одинаковые, словно отлитые в одной форме оловянные солдатики, черные фигурки в круглых касках. Лишь одна из них отличалась от прочих формой головы.
– А вот и прибыла наша охрана, – сказал Отто Эдуарду. – Сейчас мы поимеем удовольствие свести знакомство накоротке со штурмбаннфюрером Зибелем и его подчиненными.
Лицо штурмбаннфюрера скрывала тень от козырька фуражки. Отто видел лишь заостренный кончик прямого арийского носа, злые губы и твердый, безукоризненно выбритый подбородок. Глубокие носогубные складки и дрябловатая шея выдавали возраст эсэсовца. На вид ему было не менее пятидесяти, но он был прям и подвижен, перемещался стремительно, уверенной походкой властного человека. Зибель, небрежно приложив два пальца к козырьку, отрекомендовался им по-венгерски:
– Я и есть тот самый Зибель, Герберт Зибель – ваша надежда и опора на ближайшие полгода. А может, и на более длительный срок, если на то будет воля Всевышнего!
Эдуард вытянулся во фронт и прищелкнул каблуками, салютуя.
– А! Достойнейший представитель ведомства Геббельса, – губы Зибеля изогнулись в улыбке. – Ваша братия имеет странное обыкновение пренебрегать осторожностью. Лезут всюду, знаете ли, не считаясь с обстоятельствами, а потом мы, простые рабочие лошадки войны, расхлебываем последствия неуместного мужества профанов. Держитесь крепче за вашу лейку, Генкель! Но не забывайте о наставлениях старины Зибеля!
Красноречие штурмбаннфюрера прервал штурман самолета. Он возник из сумерек, подобно призраку в летном шлеме и меховых крагах. Доложил коротко:
– К взлету готовы, господин штурмбаннфюрер! Прогноз погоды неблагоприятный. Ветер усиливается.
– Все в самолет! – скомандовал Зибель. – Эй, Рейнбрюнер! Поторопитесь! Марш, марш! Прошу и вас, господа. В такую погоду промедление чревато большими неприятностями.
– Похоже, господин Зибель и нас с вами взял под команду, – весело прошептал Эдуард, склоняясь к уху Отто.
Ах, мальчишка! Даже его одеколон имел странные цитрусовые, детские тона. Да разве такие ароматы должны исходить от настоящего воина рейха?
* * *
Их основательно поболтало и при взлете, и на посадке. Но сам полет не оставил следа в воспоминаниях Отто. Просто они летели на восток, на восходящее солнце. Под равномерное гудение турбин, его мысли снова вернулись к Авроре. Да, он стал женихом в сорок пять лет, а теперь, едва обретя надежду на семейное счастье, вынужден пожертвовать ею в угоду науке. Ему необходимо опробовать новые препараты. По слухам, боевые действия на востоке затягивались, и завершение войны к Рождеству многими и в самом рейхе, и в странах – союзницах Германии ставилось под сомнение. Говорили, что в России пленены сотни тысяч людей. Многие из отважных воинов вермахта ранены или убиты. За неделю до вылета ему звонил коллега из Вены. Он косвенно подтвердил эти слухи и настоятельно советовал Отто не откладывать вылет в район юго-восточного фронта. Пребывание вблизи передовой открывало большие возможности. Препараты требовали апробации на реальных пациентах…
* * *
В салоне самолета, закурив черепаховую трубку, Эдуард разложил на коленях карту Западной России. Все пространство от границы с Польшей и Румынией до Уральского хребта было испещрено его карандашными пометками. Отто увидел красные и синие стрелы. Все они остриями смотрели на восток. Синие стрелы упирались в точку, обозначавшую столицу этой страны – Москву, а также в большую реку, извилистое русло которой пересекало Русскую равнину с севера на юг. Отто прочитал ее название: Дон. Синие стрелы убегали дальше к востоку, туда, где коричневым цветом обозначался горный хребет, где вилась самая крупная из обозначенных на карте рек – Волга.
– Вот тут еще один русский форпост, – Эдуард ткнул пальцем в карту. – Казань. Русский язык очень странный, не правда ли? Казань – какое странное слово!
– На Русской равнине живет много народов. Есть и довольно многочисленные. Не все они русские, – проговорил Отто.
– Да какая разница? Русские есть русские! – воскликнул Эдуард. – Дикий, необузданный, подлый, рабский народ! «Грабь награбленное» – как вам нравится их девиз? Теперь они поплатятся за свои воровские ухватки! Теперь ими будут управлять надежные люди, имеющие представление о законе и порядке! Рабы не должны выходить из воли господ, а большевикам и евреям оказалось не по силам управиться с неисчислимыми, подлыми стадами. Так пусть уступят место нам, арийцам!
– Покорение России – вопрос нескольких недель. Но дальше начнется тяжкая работа по приручению диких, голодных, безграмотных масс к арийскому порядку, – задумчиво проговорил Зибель. – Нам предстоит долгая борьба. И те, кто думает иначе, – жалкие дураки.
– Мне странно слышать ваши слова, – заметил Отто. – Перед войной, когда я еще работал в Вене, ученые из России неоднократно приезжали к нам. И у меня сложилось о них самое благоприятное впечатление.
– Держу пари, – усмехнулся Зибель, – что все, кто вам так понравился перед войной в Вене, уже сгинули с лица земли или догнивают где-нибудь в Сибири. В противоположность нашему фюреру, «Отец народов» с трудом воспринимает научные новшества. Россия отстала от нас на века.
И он поднял руку в приветственном жесте наци. Его подчиненные отозвались на приветствие дружным «Зиг хайль!».
* * *
Самолет приземлился в голой, подернутой легкой туманной дымкой степи. На горизонте виднелись вытянутые силуэты тополей.