– Е, як же не бути? – отозвалась девушка. – Еще брат Григорий. Але вин пишов до Киева, коли на нас впали перши бомби. Вин там и воюе. Був батько, тильки не знаю, де вин зараз…
[10]
– Наверное, надо еще камушки сверху положить, чтобы курочки не расклевали или собачка… – вставила свое слово Леночка. – Мы поможем тебе, а ты пусти нас…
– Смиливи яки! Видно, нимци не сильно ще понапугалы. Ступайте на двир, та стережиться мин…
[11]
В хате было чисто прибрано, пахло свежим молоком и кровью. Гаша заметила на чисто выскобленном полу кровавое пятно. Рядом стоял таз, полный кровавых бинтов.
– Брату ногу миною выдирвало. Я його ликувала, але даремно. Все одно помер…
[12] – пояснила Яринка.
* * *
Гаша не помнила, как провалилась в сон. В ушах набатом гремели разрывы тяжелых бомб. Она падала в днепровскую воду, коричневая муть застилала ей глаза, а в уши лез неумолчный грохот разрывов. И толчея, и давка на мостах, и сосущий голод, и неотвязная тревога, и постоянные поиски питьевой воды и пищи. А ей так хотелось еще хоть раз увидеть мать в длинном платье из тяжелого шелка, в шляпке с вуалеткой на изящно уложенных волосах, веселую и беспечную. Услышать «Дунайские волны» в исполнении Киевского симфонического оркестра, но вместо этого она слышала вопли тонущих людей под оглушительный аккомпанемент разрывов.
На рассвете ее разбудили голоса. Гаша открыла глаза и увидела спину Александры Фоминичны, прикрытую потемневшей от пыли нижней сорочкой, ее темную косу без следов седины.
– Идить до Гиркой води. Там можна сховатися, – говорила Яринка. – Там моя ридня: бабка и дидка, та ище титка Клава.
– Там твой дедушка, Яринка? – уточнила Леночка.
– Надежда – моя бабка, та Уля – моя пробабка, та дидку, та Клава…
– Полон двор народу! На что мы им? – вздохнула Александра Фоминична.
– Они добры люди, примут, – заверила Яринка. – Вид мене привет донесете…
– Может быть, и ты с нами? – осторожно спросила Гаша, поднимаясь.
– Не-е… – Яринка опустила глаза. – Мене за хатой доглядать. А мож кто и вернется, та хоть мене застанут…
Гаша спросонья уставилась на Яринку. Хозяйка хаты оказалась чудо как хороша. Яринка сменила замызганную мужскую рубаху и порты на длинную, до пят, расшитую по вороту сорочку, ладно облегавшую ее стройное тело. Светлые, вьющиеся кольцами волосы обрамляли свежее личико. Черты лица тонкие, острые, глаза ореховые, добрые, разумные, с искоркой задора. Как же смогла она пережить столькие беды, не утратив этой искорки? Гаша вздохнула и почувствовала, как легкая рука матери легла на ее руку.
– Тебе нельзя тут оставаться одной. Слишком уж ты красива, – проговорила Александра Фоминична, словно услышав мысли дочери.
– Ви теж гарна, пани. Але ви ж не бойтеся
[13], – возразила Яринка и, немного поколебавшись, добавила: – У мене зброя… бомба. Идите, а я буду з нимцями воювати!
[14]
– Милая!.. – Александра Фоминична всплеснула руками.
Внезапно Гаша почувствовала странную тревогу. Страх мертвой хваткой вцепился в горло, мешая дышать.
– Что это? – прохрипела Гаша.
– Це снаряд летить. Не бійся. Він мимо…
[15] – заверила ее Яринка.
Взрыв грянул внезапно. Стены хаты дрогнули, с потолка им на головы посыпалась соломенная труха. Олька и Леночка полезли под кровать. Гаша вскочила:
– Мама, мама! – она металась по горнице, собирая их жалкие пожитки. – Собирайся, мама! Сколько нам пути до Горькой Воды, Яриночка? Сколько?
– До зализяки треба добигти… тут недалеко… там паровоз… так врятуетеся…
[16] – Яринка быстро напялила портки, сунула ноги в огромные разношенные сапоги, прикрыла голову засаленным картузом.
– Леночка, сбегай-ка к дороге… – Гаша не успела договорить, как племяшки уж и след простыл.
* * *
Леночка вернулась скоро. И платьице ее, и тугие косы покрывала дорожная пыль, но на запыленном лице сияла счастливая улыбка.
– Зачем ты сняла платок? – возмутилась Александра Фоминична. – Ну скажи на милость, как мы теперь промоем твои волосы? Где нам взять мыло?
В ответ Леночка протянула ей свой бывший с утра таким белым платочек из хлопковой ткани. Он оказался завязан узлом и полон теплой еще вареной картошкой.
– Солдаты дали, – счастливо проговорила Леночка. – Не наши солдаты, а немецкие. Они добрые, не страшные совсем. Песни поют, веселые…
– Они видели, куда ты пошла? – спросила Гаша, хватая Леночку за плечи.
– Конечно, видели, Глафира! А ты что, драться задумала?
– Какие еще солдаты? – всплеснула руками Александра Фоминична.
– Немцы, бабушка! – повторила Леночка. – Авагандр в железных касках…
– Авангард… – задумчиво поправила ее Гаша. – А кто же тогда стреляет на той стороне Днепра?
– Смертники, – в один голос проговорили Яринка и Лена.
– Нет, у меня это не укладывается в голове! – проговорила Александра Фоминична.
– Вот и убежали… – вздохнула Гаша.
– Вам треба йти. Треба поспишати! Ольга, збирайся! – голос Яринки сделался твердым.
– Так мы погубим детей…
– Оставь, мама! Мы должны сделать все возможное, чтобы не остаться под немцем! Яринка, ты с нами? Решайся!
– Я залишаюся… Идите до Гиркой Води. Та не затримуйтесь!
[17]
Они подхватились. Гаша рывком посадила Ольку себе на плечи. Яринка зачем-то натянула драный, пропахший хлевом жупан. Хозяюшка быстренько порылась в запечье, достала нечто, завернутое в грязную холстинку, сунула под полу жупана. Гаша присматривала за ней краем глаза, но не слишком-то внимательно. Где-то наверху, по вершине пологого холма, там, где по-над селением пробегало шоссе, уже рычали двигатели танков.