– Я понимаю, Авишай, что последнее, к чему у вас сейчас лежит душа, – это волонтерская работа. Но как адвокат я обязан сообщать вам и те вещи, слушать которые вам не хочется. Это наш единственный шанс. Иначе мне вас не вытащить.
Впервые за время встречи у Авишая Милнера появилось ощущение, что он не зря платит своему адвокату. Тот наклонился к нему поближе: поясницу пронзило болью, но он не обратил на это никакого внимания – заарканить клиента важнее.
– Судьям такое нравится. Подумайте о доме престарелых или о детишках, больных раком. Смотрите сами, что вас больше устроит. Если, не дай бог, дойдет до обвинительного приговора, это поможет нам добиться его смягчения. – От него не укрылось, что при слове «обвинительный» в глазах певца мелькнул ужас, и он наклонился к нему еще ниже – черт с ней, с поясницей. – Я не утверждаю, что до этого дойдет. Но мы должны быть готовы ко всему.
* * *
В отделении детской онкологии Авишая Милнера вежливо поблагодарили, но от его услуг отказались: волонтеров у них достаточно. Он подумал, что виной тому дурная репутация, созданная ему прессой, и предпринял еще одну попытку, под другим именем. Но через два дня ему позвонила секретарь и повторила то же самое. С ними работает команда постоянных волонтеров, а кроме того, их каждую неделю осаждают толпы желающих: телевизионные звезды, ведущие детских программ, певцы – начинающие, в расцвете и на закате карьеры; все, как один, жаждут навестить детей, спеть, сплясать, рассмешить и сфотографироваться – главным образом сфотографироваться. Простите, но больничный персонал от них уже стонет. Мало того, они тащат и тащат конфеты. Отделение завалено конфетами до такой степени, что скоро им придется лечить детей не только от рака, но еще и от диабета.
– Я могу дать вам телефон онкологического отделения для взрослых, – предложила секретарь. – Вот им реально не хватает волонтеров.
Авишай Милнер записал номер на клочке бумаги, который немедленно выбросил в мусорную корзину.
В конечном итоге он очутился в детском саду для аутистов – после того, как потерпел очередное фиаско в доме престарелых. Он-то воображал, что стоит ему взять в руки гитару и запеть, как от чарующих звуков его голоса в головах этих ходячих развалин замерцают проблески сознания. Но даже у дряхлого старичья, затронутого деменцией и передвигающегося с черепашьей скоростью, достало мозгов, чтобы узнать в нем персонажа, про которого говорили по телевизору. Они осыпали его оскорблениями и прогнали, грозя поколотить своими палками.
Другое дело – детсад для аутистов. Ни малышня, ни воспитатели понятия не имели, кто он такой. Взрослым и без того хватало забот, чтобы вспоминать, где они видели лицо этого гитариста. Что до помощницы воспитателя, то это оказалась прелестная девушка лет девятнадцати, которая проходила здесь альтернативную военную службу; она целыми днями, краснея, любовалась кольцом, подаренным ей женихом, а в промежутках вязала ему кипу. При первом взгляде на детей Авишай Милнер невольно отшатнулся, но собрался с духом и заставил себя к ним подойти. Это было суровое испытание, и он постоянно боролся с желанием немедленно отсюда сбежать. Ночью эти дети явились ему во сне, и он перепугался – вдруг от них заразится? С ними была какая-то женщина без лица, но он знал, что это его жена и она ждет от него ребенка – неужели и он родится таким?.. На следующий день, преодолев смущение, он рассказал свой сон помощнице воспитателя, и та его успокоила. Поначалу ей снились такие же ужасы, если не хуже, но постепенно она привыкла. Его поражало, с каким безграничным терпением она занималась детьми. Однажды, в очередной раз придя поиграть для них на гитаре, он застал ее в слезах и решил, что сегодня у нее свадьба. Как выяснилось, она расплакалась из-за того, что утром одному из мальчиков удалось впервые произнести несколько слов. Впрочем, по большей части дни в этом кошмарном заведении походили один на другой, и ему стоило немалого труда не бросить все это дело. Но он перебарывал себя и вскоре убедился, что и эти неотличимые один от другого дни проходят, а иногда их даже оживляет какое-нибудь маленькое чудо. Хотя чаще по усталым глазам воспитательниц он догадывался, что сегодняшний день выдался особенно тяжелым даже по сравнению с вчерашним. Как бы то ни было, те часы, когда он пел с детьми, составляли отдельную часть его жизни, которую, хочешь не хочешь, надо было преодолеть, как преодолевают океанскую волну: вот он и плыл через этот океан, то барахтаясь на поверхности, то уходя под воду с головой. Время от времени помощница звала его срочно подойти. Он отставлял гитару и спешил к ней, чтобы посмотреть, как та или иная девочка самостоятельно кушает или какой-нибудь мальчик убирает свои игрушки. Авишай полностью сознавал, что эта девушка в тысячу раз лучше его, и ему даже делалось за себя стыдно. Он ведь знал, что только и ждет того дня, когда ему больше не надо будет сюда приходить. Стыд – вот единственное, с чем он покидал этот приют скорби. Ну что ж, хотя бы не с пустыми руками.
41
Фотографию, сделанную Лави, Нофар обнаружила почти случайно. Хотя как знать, не исключено, что за каждой случайностью скрывается чья-то таинственная рука. Иначе чем объяснить, что последний автобус подошел в тот вечер на три минуты раньше? Может, водитель торопился поскорее попасть домой и обнять спящую жену, а потому гнал через весь город? Как бы то ни было, Нофар и Лави пришлось сломя голову бежать к автобусной остановке. За минуту до того они сидели в закрытом кафе. Лави помог Нофар расставить стулья, получив в награду рожок с двумя шариками мороженого. До последнего автобуса оставалось еще несколько минут, когда Нофар, глянув в стеклянную витрину, увидела, что он подъезжает. Не сказав ни слова, она вскочила, схватила рюкзак и мобильник и бросилась на улицу. Вслед за ней, размахивая руками, как ветряная мельница крыльями, ломанул и Лави. Как ни торопился водитель лечь в постель, сердце у него было не каменное. Заметив худощавого парнишку, делавшего ему отчаянные знаки, он затормозил и дождался, пока запыхавшаяся девочка не добежит до автобуса и даже пока догнавший ее парнишка на прощанье ее не чмокнет, – много лет назад водитель был таким же юным и тоже носился как угорелый, чтобы не упустить последний автобус. Лави так обрадовался за Нофар, что не сразу заметил: по ошибке она унесла его телефон. В спешке она перепутала два аппарата, что легко объяснялось: оба черные, оба одинакового размера. Но, несмотря на внешнее сходство, начинка у них была разной, что Нофар и обнаружила по дороге домой. Сначала она растерялась, но потом отнеслась к происшествию с юмором и отправила эсэмэску на собственный мобильник: «Захватила твой телефон в заложники. Завтра осуществим обмен пленными». В конце она добавила смайлик. В ожидании ответа от Лави она принялась исследовать его телефон.
Она не сразу поняла, кто снят на фото. Голубые глаза, изящный прямой нос, обворожительная улыбка – все было на месте, но только через несколько секунд она поняла, что это красивое лицо хорошо ей знакомо. Конечно, она отлично знала эту стройную самоуверенную девицу, как знала и то, что на пустом пространстве рядом с ней находилась она сама – пока ее изображение не удалили с помощью компьютерной программы.