Смелая попытка. Никто не ожидал, что Родни выдаст столь откровенное опровержение целой куче совершенно отдельных рассказов об идентичных домогательствах. Но в гладиаторские дни, когда либо “люблю”, либо “ненавижу”, правила боя для мужчины в его положении были однозначные. Отрицай, отрицай – и отрицай еще раз. И конечно, в силу его знаменитости, не было недостатка в трибунах, с которых Родни мог предъявлять свою энергичную самозащиту и сопровождающие доводы, что жертва – как раз он сам. Лоррейн и “Доброе утро, Британия” держались от него подальше – выбирали верить его обвинительницам, но хватало и многих других. Внезапно то, что поначалу казалось очевидным случаем домогательства, больше таким случаем не было лишь потому, что Родни неустанно и целиком отрицал злодеяние. Простой повтор этих опровержений придавал им некую легитимность. Родни даже объявил, что намерен последовать примеру Кэсси Триндер и засудить “Мы с вами ланчуем” за нарушение договора.
– Кэсси несправедливо выкинули из исходного “Королевского чулана” в связи с неким половым хищником, а меня по той же причине выперли из перезапуска.
То, что в его случае он сам был половым хищником, как-то потонуло в праведном гневе его опровержений, особенно когда у него взяла интервью для вечерней спутниковой программы “Гласность по полной ЙОУ!” Шер Бассет.
Даже в массовой прессе послышались голоса в его защиту. Довод Родни, что мужчин криминализуют за то, что они мужчины, нашел благодатную почву. Некоторые комментаторы зашли так далеко, что задались вопросами о мотивации жертв. Кое-какое расследование показало, что у всех этих девушек было по многу половых партнеров, а две даже служили костюмершами в эротических клубах. А это сделало из них едва ли не бывших секс-работниц. Такие ли уж они незапятнанно невинные, какими себя выставляют?
Споры в сети, конечно, продвинулись еще дальше. Новые посты и твиты с предупреждениями о “войне с мужчинами” делались все громче. Казалось, бабули тревожатся за судьбу внуков. Матери предупреждали сынков даже не заводить разговоры с девочками – из опасений угодить в тюрьму.
В общем и целом не возникало сомнений, что Родни больше никогда не предложат роль ни в одной костюмированной драме на Би-би-си, и, само собой, репутацию “пробуднутого” мужчины, какую он заработал как напарник Крессиды Бейнз с #ПомнимИх, он профукал, однако общенациональная повестка хотя бы отчасти, казалось, сдвинулась в его пользу. Он даже начал поговаривать о новом спектакле одного актера, который собрался назвать “Се – мужчина?”
[138], где пообещал изложить свою версию всей этой истории.
А потому всю страну совершенно потрясло, когда Родни Уотсон наложил на себя руки. Его нашли повешенным в садике при милом жилом доме в Сент-Джонз-Вуд. В руке он сжимал записку, в которой еще раз заявлял о своей невиновности в сексуальных домогательствах и о том, что он прощает женщин, обвинявших его в этом.
“Дамы, – писал он, – я прощаю вас. Ибо и вы – жертвы. Не мои. А чокнутой латтелюбивой феминаци-ортодоксии, которая, возможно, еще уничтожит нас всех”.
60. В постели с дьяволом
Если бы алгоритмы были на это способны, у Малики они бы стучали, трепетали и сотрясались так, что это можно было бы мерить по шкале Рихтера.
Если бы интернет-источник темной пропаганды и липовых новостей умел махать лопатой, “Сэндвич-коммуникации” однозначно сворачивали бы горы.
Они наяривали. Они гребли к себе.
Необычайный двойной убой на “Острове радуги” и самоубийство “травимого” национального достояния и иконического Хитклиффа Родни Уотсона открывали доселе невиданные возможности для проказ.
Стоял сентябрь, и хотя до английского референдума оставалось всего три недели, это совершенно испарилось из общенациональной повестки, когда эти сокрушительные смерти – самоубийство Родни Уотсона и, особенно, потрясающее двойное убийство Дж-Дж – увлекли и старые, и новые медиа.
– Прикольно, да? – сказал Джулиан Малике.
Они сидели в громадной отдельно стоящей эмалированной ванне со скругленными углами, размещавшейся посередине просторной спальни Джулиана, занимавшей весь мансардный этаж переоборудованного складского здания в Уоппинге, которое он именовал своим домом.
– Прикольно? – переспросила Малика, желая, чтобы Джулиан убрал свою ногу из ее промежности. Он правда думает, что ей это кажется чувственным – что какой-то старый хрен мнет ей половые губы своей ступней?
– Ну, все высоколобые комментаторы и мудачье из Команды Ко стонут, что из-за Дж-Дж и этого сраного старого козла Родни Уотсона никто не обсуждает референдум. Говорят, демократия умерла, потому что, вместо того чтобы разговаривать о самом насущном вопросе, какой стоял перед Британией начиная с 1707 года, мы все говорим о парочке покойников из реалити-шоу и каком-то жеманном актеришке, который себя уделал, когда по правде референдум – единственное, о чем все на самом деле негласно и по-настоящему говорят.
– Не улавливаю, – промолвила Малика, стиснув зубы. Теперь он шевелил пальцами на ногах. Действительно думал, что это он ее так ласкает. Ага. Ну конечно. Потому что любая девушка, желающая, чтобы ей как-то там поласкали мандешку, предпочла бы, чтоб это делали ноги не первой свежести мужика с ороговелыми, мозолистыми пальцами в толстых ногтях.
– Каждый раз, когда кто-то читает наши посты, – продолжал Джулиан, – из наших гениальных новостных подборок о планах объявить мужчин вне закона, или заставить гетеросексуалов выполнять квоту по сексу с транс-людьми, или о “факте”, что называть участника сообщества, где занимаются склеиванием моделей самолетиков, “нёрдом” скоро будет считаться преступлением на почве ненависти, – а затем говорит своим друзьям: “Страна свихнулась”, – он говорит на самом деле о референдуме.
Джулиан взял Маликины ступни и принялся мастурбировать ими. Этот процесс усилил давление на ее промежность, в которую по-прежнему упиралась егозливая ступня. То, что было просто ужасно неэротичным, теперь сделалось попросту неприятным. Что поразительно, Джулиан явно считал, что делает им обоим одолжение.
– М-м-м, – простонал он, запрокидывая голову на округлый бортик ванны, отделанный пластиковой подушкой. – Хорошо тебе? – Можно подумать, что все это гнусное занятие – воплощение некоей обоюдно угодной фантазии.
– Вообще-то, лапуля, – отозвалась она, – я бы сказала, не очень. Либо мои ступни у тебя на члене, либо твоя ступня у меня между ног, но вряд ли и то и другое. У тебя ноги длиннее моих, и твоя ступня упирается в меня слишком сильно.
– Где твоя авантюрность? – проговорил он с деланым упреком, не убирая ни ее ног со своего хера, ни своей ступни из ее промежности.
– Джулиан, – сказала Малика, пытаясь придать тону и веселость, и уверенность, – убери свою ногу у меня из промежности, будь любезен.
– Да тебе нравится, – сказал он, все еще откинув голову и обращаясь к потолку. Наяривая ее ступнями. Наяривая своей ступней.