Кризис самоопределения - читать онлайн книгу. Автор: Бен Элтон cтр.№ 70

– Ой, ну зачем сразу враки, фонарик, – отозвался Джулиан с деланой печалью. – Такое гадкое слово – и до чего обманчивое. Что такое враки, в конце концов? Если есть враки, значит, должна быть правда, а нам всем известно, что правда – это миф. Совершенно субъективное понятие, абстрактный идеал.

– Ну хорошо. Это назовем хулиганством, – с улыбкой сказала Малика. – Ой-й, смотри, они еще пару стопок малиновой водки принесли вместе с кофе, и на этот раз я хочу одну себе!

Она игриво ткнула его кулаком, и он забрал стопки с кофейного подноса.

– Но мошенничество на выборах – уж точно преступление, – продолжила она. – “Круши Союз” – это же, по сути, филиал “Англии на выход”, верно?

– О, разумеется. Мы его основали. Мы им управляем.

– В смысле, братцы Сталины им управляют.

– Да, через меня. Но прикидываются независимыми. Мозговой трест, прости господи.

– То есть это мошенничество, – сказала Малика, опрокидывая стопку в себя. – Потому что эдак Томми и Резакс оказываются далеко-далеко за пределами допустимых бюджетов.

– Ну хорошо. Это преступление. Одно. А еще что?

– Ну, нахер мелочевку, давай сразу по-крупному, э? – отозвалась Малика. – Содействие иностранной силе во влиянии на британские выборы. Враждебной иностранной силе.

Джулиан расплылся в этой своей хулиганской улыбке. Постепенно возвращался к себе обычному – самодовольному и радостному.

– Ой, мы не содействуем им во влиянии. Мы содействуем им в управлении.

– А это, как ты догадываешься, предательство родины.

– Предательство родины? А что, есть такая тема до сих пор? – спросил он. – В смысле, ну ты понимаешь, в глобальном неолиберальном мире?

– Да. Думаю, все еще тема. И все еще преступление.

– Вот мы злодеи-то.

– Господи, я думаю, что это, может, даже преступление, за которое предусмотрена высшая мера.

– Ой-ёй-ёшки два раза.

Малика взяла с прикроватного столика телефон, набрала вопрос.

– Нет, тут все нормально. За предательство родины людей перестали вешать в 1998-м. Но все еще можно получить пожизненное.

– Это нам совсем не годится.

Джулиан широко улыбнулся и уткнулся носом Малике в плечо. Он начал верить, как Малике казалось, в то, что она – его человек, и ей необходимо, чтобы он в это верил. Это вопрос жизни и смерти. Во всяком случае, пока они не вернутся в Британию.

Она решилась на couˆp de grace ^[129].

– Ну а если я в игре, – сказала она, – какая у меня доля?

Джулиан был в восторге.

– Умничка, девочка! Молодчина! Гениально. Я знал, что ты за меня. И потому уже открыл счет в одном швейцарском банке на твое имя.

– Да ладно!

– Да!

– Бля, Джулиан. Ну ты вообще гад!

Некоторый огонь в голосе даже изображать не пришлось, потому что, по правде говоря, вопреки тому, что отношение к Джулиану у нее менялось, она в определенной мере зажглась. Он был чрезвычайно опасным человеком, и она мало-помалу стала считать его общество все более неприятным, но своего рода стиль у него имелся. Ей хотелось приключений, и вот она сидит в Санкт-Петербурге, и ловкий преступник сообщает ей, что на ее имя теперь открыт счет в швейцарском банке, – это будь здоров какое приключение. Маму от всего этого с души бы воротило.

– Еще какой гад, моя дорогая. Да и ты. На том счете четверть миллиона швейцарских франков. Твой квартальный бонус.

Он пошел к своему чемоданчику. По-прежнему голый, заметила Малика. Большой человек с хуем наперевес. Явно же власть показывает. Вернулся со старомодной чековой книжкой.

– Они там у себя в Швейцарии по старинке все делают, ты понимаешь. Настоящая книжечка, – сказал он, вручая ее Малике, – с твоим именем на ней. Ну не милота ли?

Малика открыла ее. Деньги вписаны, все точно. Невероятная сумма. Но больше всего ее поразила дата внесения средств. И город, где оно было произведено.

Не Цюрих, как она ожидала, а Женева.

– Джулиан? Ты открыл счет месяц назад. В…

– Да. Именно. Я открыл его в выходные нашего первого свидания.

Довольно ошеломительное откровение. Сколько в нем высокомерия. Сколько самоуверенности.

Она понимала, какая тут уместна реакция, и потому повисла у него на шее и крепко поцеловала.

– Спасибо. Спасибо. Спасибо, – сказала она прямо ему в рот. – О боже, ты это в Женеве сделал! Ты знал, что мы в этом деле будем вместе. Миллион годового бонуса! Спасибо! Спасибо! И ты знал всю дорогу!

– Ой, да конечно знал, фонарик. Я ж разбираюсь в тебе.

Нет, нихуя не разбираешься, подумала она.

Хейли уже поняла окончательно и бесповоротно: план перевоплотить неимоверно популярное гендерно-бинарное гетеросексуальное романтическое реалити-шоу в упражнение по корпоративной показной нравственности с принятием полного спектра множественных сексуальностей потерпел масштабный провал.

Ну а что тут, задалась она вопросом, уложив в голове эту истину, могло не провалиться?

Программу сгубило почти полное отсутствие половой интриги. Хейли, в общем, догадывалась с самого начала, что так оно и случится, но, улаживая кризисную ситуацию, решаешь по одной задачке за раз.

Всяких параметров выходило уж слишком много, и вероятность того, что любые двое ухитрятся подойти друг другу по всем этим параметрам, чудовищно мала. А если островитяне не подходят друг другу по всем параметрам, вероятность, что они по-настоящему захотят узнать друг друга поближе, ничтожна.

И потому никто никого не клеил и не бросал. Никто не плел козни, не шептался тайком на свиданках, не предавал ничьего доверия и не целовался украдкой. Не разгуливали вокруг самодовольные павлины и не заявляли о своем праве повесничать. Не “чувствовали себя использованными” девчушки-неотличушки и не настаивали при этом попутно, что они неистовые и сильные. Вместо всего этого – сплошные солнечные ванны и дружеская болтовня. Немало происходило и общественно-политических дискуссий, что довольно-таки интересно, однако никак не заменяет засосов и противососов.

Программа в некотором роде удавалась поначалу, неделю-две, пока телеаудитория обвыкалась с “экзотическими” отрезками спектра, о которых прежде лишь смутно догадывалась. Но когда все уразумели, что люди, не вписывающиеся в традиционную норму гендера/пола, оказались на самом деле совершенно обычными во всем остальном, программа начала казаться скучной. Многие островитяне, определявшие себя как женщин, волосы красили в яркие цвета – приятное разнообразие после сплошных блондинок с редкими вкраплениями брюнеток. Пирсинга тоже было побольше, да и чернил на теле, особенно у островитян, определяющих себя как женщин. Но под татуированной кожей, как вскоре выяснилось, “радужные островитяне” примерно такие же скучные, как “островитяне любовные”. Без романтического напряжения, ради которого программа вообще существовала, она оказалась пустышкой.