– Да уж конечно. Она огребла больше, чем рассчитывала. Я подписывала против нее петицию в интернете.
– Да, гнобили ее порядком. Ее же студенты перестали посещать ее занятия.
– Молодцы. Так ей и надо.
– Ей пришлось отменить несколько высокооплачиваемых лекций.
– А тебе-то что? – сурово спросила Ким. – Она ТЭРФ, и я ее ненавижу.
– А она небось ненавидела Сэмми, – проговорил Мэтлок едва ли не себе под нос.
Ким пожала плечами. Мнения Джералдин Гиффард ее не волновали ни в какой мере. Ким оставила Мэтлока пялиться в монитор.
На заплаканное лицо Сэмми. На слезы, сыгравшие роль в крушении сорокалетнего стажа Джералдин как иконы феминизма и национального достояния.
Наутро, по дороге в Скотленд-Ярд, Мэтлок позвонил Тейлору и Клегг.
– Нам однозначно нужно поговорить с Джералдин Гиффард.
– Коню понятно, шеф, – отозвался Тейлор.
Мэтлок несколько опешил. Да, оно казалось очевидным, если вдуматься, однако хамить оснований не было.
– Не умничай мне тут, Бэрри. Я, может, и милый мужик, но я тебе начальник, помимо всего прочего.
– Да я и не умничаю, – откликнулся Бэрри. – Помощник замкомиссара талдычит об этом, да и Дженин из пресс-отдела.
– О беседе с Гиффард? Чего это?
– Чего это? Да это самый стремительно растущий хештег в истории британского Твиттера.
– Хештег? Какой хештег?
– Какой хештег? Я думал, вы сами сказали, что нам надо поговорить с Джералдин Гиффард.
– Ага. По-моему, самый здоровенный зуб на Сэмми был у Джералдин Гиффард. Мне кажется, она настоящая подозреваемая.
– Ага, шеф. Вам – и всему интернету. Наберите #ДжерриУбилаСэмми. Сами увидите.
30. Старая добрая свиданка
Джулиан был прав. Ужин удался на славу. Малика заказала себе фуа-гра, хоть и не следовало бы. Ужас же – вот так пропихивать пищу гусям в глотки.
– Ужаснее ли, чем фабричное разведение “жа реных кентуккских кур”? – спросил Джулиан, не отрывая взгляда от винной карты. – Ты уверена? А мне так не кажется. Ужаснее, чем уничтожение амазонских лесов, чтобы ингредиентам гамбургеров было где пастись? Ужаснее пальмового масла, которое буквально убивает орангутангов, чтобы у нас были губные помады и корочка пиццы? Боже, на дух не выношу нытиков-либералов и их избирательные добрые сердца. Мир суров – и ебанут, и если ты не готов быть монахом-веганом, не втирай мне, что тебе можно твои экологически чистые рукодельные сосиски из Камбрии, которые тебе доставляют к порогу “Истинные сардельки, Ко” – или еще какой-нибудь угрюмый хипстерский стартап с закосом под ретро, а мне мое фуа-гра нельзя, потому что свиньям всего лишь поджаривают мозги электрошоком, а гуся вынуждают давиться кукурузой.
– Ух, – отозвалась Малика. – Мне стало даже приятнее есть, чем до этого.
– Умничка! И карамелизированные груши идут с фуа-гра отлично, правда? Как и задорное десертное винишко, которое я с таким знанием дела заказал.
– Есть в этом какое-то упадничество – пить десертное вино с закуской.
– Упадничество – буржуазное понятие, моя милая. Люди, у которых есть класс, поступают, как им, блядь, заблагорассудится. Если у тебя в закуске фигурирует карамелизированная груша – ешь ее со сладким вином. Очевидно же.
С Джулианом было весело.
Как вообще зачастую с людьми, которым всерьез на все насрать.
В целом Малика предпочитала скорее мужчин правого толка, а не леваков, даже в университете, где к мальчикам-тори относились как к париям. Ужинать с людьми, которым не пофиг, так утомительно. Все им ужасно. Все нерешаемо. Мир гибнет, и мы в этом виноваты. Ужин с парнем из левых истощал. Ребята из правых желали только жрать, пить и трахаться. И нет, они не собирались осознавать свою привилегированность, потому что кто-то же, так или иначе, привилегирован, и, если начистоту, привилегированными они предпочитали видеть себя.
Нет, идиоты ей не нравились: от придурков в питейных клубах она тоже уставала быстро. То ли дело умные мужчины правого толка. Богатые, уверенные в себе, эрудированные гуляки – и гуляки беззастенчивые. Вот с кем весело-то. И чтоб постарше – ей нравились те, которые постарше.
Она позволила ему заказать для них обоих.
Почему нет? Ей вполне нравилось и когда ее соблазняют – время от времени и исключительно на ее условиях. Ей нравилось, когда ее выгуливают, кормят и поят – и льстят ей, если все это делает эксперт уровня Джулиана. Вот что не досталось столь многим ее подругам по университету. Это Малике нравилось. Она не уступала этому – она этому радовалась. А если ей надоедало, она отдалялась – вежливо или не очень. Конечно же, ей при прочих равных хотелось зарабатывать наравне с мужчиной. Но возражала ли она, если мужчина платил за ее ужин? Черта с два.
Кроме того, ей хотелось побольше знать о том, чем Джулиан занимается в “Сэндвич-коммуникациях”, и она решила, что он станет общительнее, если к нему подольститься.
– Значит, мне все удалось с #ЯЭтоЛатифа, так?
– Еще как, моя милая, – подтвердил Джулиан. – Четверть миллиона ретвитов.
– И сколько из тех ретвитов – с подлинным сочувствием к той убитой женщине из ужасной жилой высотки? И сколько – с неприязнью к убитой транс-женщине? О том, что людей уже тошнит от того, что их вынуждают обожать всю эту транс-фигню, нравится им это или нет?
– Ну, надеюсь, там значительный перевес в сторону второго, Малика. Сочувствие мне неинтересно. Сочувствие – буквально последнее, что мне хотелось бы продвигать. Меня интересует ярость.
Вслед за фуа-гра возник жаренный на гриле палтус и “Дом Периньон”.
– Большинство людей не подает шампанское к столу, – проговорил Джулиан. – Впаривают тебе паршивый бокальчик-другой под канапе, а потом, блядь, весь вечер шабли или шарди. Я лично считаю, что шипучка – идеальное сопровождение к любому блюду. В том числе и к говядине. Или даже к дичи. Но особенно к рыбе. Будь здорова.
Он отвратительно выделывался, упиваясь ясноглазым обожанием двадцатидвухлетней недавней выпускницы, родившейся в муниципальной квартире. Ясноглазость Малике давалась хорошо, и она это знала. До того хорошо, что у нее даже получалось отвлекать его внимание от ее изысканно обнаженного бюста. В Джулиане имелся класс: Малика поймала его взгляд, устремленный на ее груди, всего раз двадцать-тридцать за весь вечер.
– Я заметила, что мои твиты про Латифу увязывают с другими хештегами, – сказала она, поднося свой бокал к бокалу Джулиана. – Ты видел эту тему – #ЖертваВсяБелая?
Малика имела в виду самозародившуюся инициативу, словно бы проросшую из гнева #ЯЭтоСэмми и обвинявшую белую элиту в том, что она отдает предпочтение белым пострадавшим женщинам перед черными.