– Спокойной ночи, Джетт, – успела сказать я.
Через мгновение он уже мчался к Мейзи. Обещание Хейдена придало ему сил, и мальчишечьи ноги так и мелькали.
– И что это было? – спросил Хейден.
Он опять пристально смотрел на меня и нежно улыбался. Я немного смутилась, вспомнив свой эмоциональный порыв.
– Знаешь… приятно, когда тебя признали своей. – я тоже улыбнулась.
Хейден оказался прав: люди начинали расходиться. Кто прощался, желая спокойной ночи, кто нес обратно мебель и другие вещи. Некоторые, сильно шатаясь, брели домой – сказывалась выпитая брага.
Мое внимание привлек мужчина средних лет, держащий на руках светловолосую девочку лет пяти или шести. Ее голова лежала на плече мужчины, а он ласково поглаживал детский затылок. Судя по всему, девочка заснула прямо у него на руках. Потом он поцеловал драгоценную ношу в макушку. Меня захлестнула ностальгия. В памяти всплыла сцена из детства.
– Пап, я совсем не устала, – сонно возразила я и зевнула во весь рот, опровергая собственные слова.
– Тише, Грейси. Тебе пора спать.
– А Джоуна остается гулять, да? – капризно бормотала я.
Неожиданно отяжелевшая голова склонилась на отцовское плечо. В таком состоянии отец внес меня в дом. Мне было целых восемь лет. Я считала себя слишком большой для того, чтобы меня носили на руках. Но на возражения у меня уже не хватало сил. Я и в самом деле очень устала.
– Джоуна постарше тебя, дорогая, – ласково уговаривал меня отец. Он погладил меня по волосам и внес в дом. – А теперь веди себя тихо. Мама спит.
Я больше не возражала, изо всех сил пытаясь держать глаза открытыми. Негромкие удары отцовского сердца действовали усыпляюще. Слипающимися глазами я видела знакомые очертания комнаты и вещей. Темное пятно на родительской кровати – это мама. С недавних пор она стала спать дольше обычного, а на все мои просьбы поиграть отвечала, что утомилась.
– Папа, я совсем не устала, – вяло бормотала я.
Отец внес меня в комнатку, которую теперь я делила с Джоуной. Я почувствовала, как меня осторожно укладывают в кровать и накрывают одеялом. Вопреки своим утверждениям, я уже почти спала.
– Еще немного, и я бы победила Джоуну.
– Тише, Грейси. Я знаю.
Мы вели ожесточенное сражение на мечах (ими служили обыкновенные палки). Еще немного, и я одержала бы победу над старшим братом. И тут вмешался отец, помешав Джоуне ударить меня палкой по ноге. Я совсем не боялась удара. Наоборот, была полна решимости одолеть Джоуну.
– Я бы его победила, – упрямо повторила я.
– Верю, Грейс. Ты всегда будешь моей храброй маленькой девочкой. Правда?
Я вздохнула и прижалась лицом к подушке. Она была очень удобной, и как бы я ни упрямилась, я сильно устала за день.
– Да, папа. Я всегда буду храброй.
– Грейс?
Кто-то позвал меня по имени, вырвав из воспоминаний и вернув в сегодняшнюю реальность. Я сердито моргала и озиралась, отыскивая того, кто меня окликнул. Это оказался Хейден.
– Прости, ты что-то сказал? – как можно непринужденнее спросила я.
Сердце, растревоженное воспоминаниями, пыталось выскочить наружу. Но отца с девочкой уже не было. Он благополучно унес спящую дочку домой, как мой отец когда-то меня.
Хейден внимательно смотрел на меня и, как мне показалось, слегка хмурился. При его потрясающей наблюдательности он заметил, что́ со мною сделала вполне обычная сцена: отец, несущий домой свою маленькую дочь. Этого я и опасалась.
Хейден не купился на мою наигранную непринужденность.
– Я спрашивал, не пора ли и нам домой?
– Конечно! – с нарочитым энтузиазмом ответила я. – Идем.
Он лишь сощурился и кивнул. Потом проворно встал с бревна. Я тоже встала и улыбнулась, увидев у него в руках картину Джетта. Мы молча шли среди разбредающихся участников праздника. Хейдену кивали, он кивал в ответ. За весь путь до хижины он не произнес ни слова.
Обстановка ощутимо изменилась. Веселость сменилась легкой грустью, затронувшей нас обоих. Как бы я ни старалась, мне было не прогнать детского воспоминания, внезапно прорвавшегося из прошлого. Решив остаться с Хейденом, я ни единого мгновения не пожалела об этом. Но сейчас, идя по темному лагерю, я ощущала то, что называют дурным предчувствием.
Правильно ли я поступила, решив остаться здесь? Каждое мгновение, проведенное с Хейденом, усиливало мою привязанность к этому парню. Я все глубже втягивалась в наши отношения. В таком блаженстве можно было не обращать внимания на вопиющий факт: жить с Хейденом в его лагере означало проститься с надеждой еще когда-нибудь увидеть родных. Я и раньше знала об оборотной стороне своего решения, но вплоть до этого вечера не ощущала разрыва связей с прежней жизнью. Воспоминания вроде накатившего недавно останутся лишь воспоминаниями.
А новых воспоминаний уже не будет… точнее, они будут, но не те, что можно разделить с семьей. В сердце возникла тупая боль. Мне стало по-настоящему грустно. Когда я выбирала новую жизнь, выбор казался мне совершенно правильным. По большей части он таким и остался. Но к нему примешивалась горечь.
Я проглотила комок, застрявший в горле. Мы подошли к хижине Хейдена. Он открыл дверь и вошел первым. Я поймала на себе его опечаленный взгляд, словно он чувствовал мой внутренний слом, который я старалась замаскировать. Представив, каково ему, я решила всеми силами противиться лезущим мыслям. Меньше всего мне хотелось, чтобы Хейден испытывал чувство вины и думал, будто это он повлиял на мое решение. Где-то так оно и было: если бы не Хейден, я бы ни за что не осталась в Блэкуинге.
Я сделала выбор и осталась здесь навсегда.
Хейден зажег несколько свечей, и хижина наполнилась теплым светом. Я смотрела на его ссутулившиеся плечи и удивлялась, как на него подействовала моя внезапная перемена настроения. Он ничего не знал о моих мыслях, но догадался, что мне стало грустно не просто так. Я ощутила новый укол совести. Пусть и косвенно, но я испортила ему настроение.
Хейден стоял ко мне спиной, собираясь зажечь свечу на письменном столе. Я бесшумно подошла и, обхватив его за талию, прижалась губами к лопатке. Даже сквозь рубашку ощущалось приятное тепло. Хейден бросил незажженную спичку на стол и почти до боли сжал мне руки. Казалось, он боялся, что я выскользну наружу и растворюсь в ночи.
– Хейден, – тихо прошептала я, утыкаясь губами в его спину.
Он разжал руки и повернулся ко мне. Я видела знакомую искру в его глазах, и сейчас же его ладони обхватили мое лицо. При всем старании я не могла стереть оттуда следы печали. Воспоминание, застрявшее у меня в мозгу, было слишком ярким.