Как известно, киевский еврей Мендель Бейлис был обвинён в убийстве тринадцатилетнего ученика Духовного училища при Свято-Софийской семинарии Андрея Ющинского, совершенном якобы в ритуальных целях. Одно время Кутайсов в качестве корреспондента присутствовал в Киеве на процессе, и его язвительные заметки неоднократно появлялись в «Сатириконе». Одна из них оказалась особенно памятна читателям журнала, завалившим его письмами:
«Дело определилось в следующем виде. Около мяла
[31] дети щебечут как стая птиц. Бейлису как раз нужен младенец, чтобы на его крови замесить пасхальную мацу. Он выходит из конторы и оглядывается. Целая стайка детей (лет по 10-ти) катается на мяле. Долго ли схватить одного? Бейлис кидается как коршун, дети разлетаются подобно воробьям, но он продолжает гнаться за двумя. Один из них убегает, другой, Андрюша Ющинский, попадает ему в руки. Вот и отлично. Среди белого дня, при рабочих, которые возят глину, Бейлис спокойно тащит мальчика к пустой печке, как хозяйка несёт пойманного цыплёнка.
Но самые интересные вещи происходят потом в суде, где можно услышать следующие диалоги:
— Скажите, свидетель, ведь 12 марта вы были заняты?
— Да, был занят, — хмуро отвечает свидетель, приведённый под конвоем.
— Именно в это время вы взламывали ювелирный магазин Адамовича?
— Да, взламывал...
— И у вас не оставалось времени для других дел?
— Не оставалось... занят был...
И на показаниях подобных лиц строится обвинение!»
Более того, Кутайсов же придумал и сюжет карикатуры, которая была помещена на задней странице обложки «Сатирикона». Старый год в виде огромного ворона перелезал через заводской забор со словами: «Нет ли свидетелей, а то ещё скажут, что я катался на мяле»
[32].
— Так что скажете, Сергей Алексеевич? — окликнул его Винокуров.
— Есть у меня один план, — после секундной заминки заявил журналист. — Правда, ситуация сложная, поэтому, как это делается в шахматах, придётся пожертвовать одной фигурой. Как, Денис Васильевич, вам не очень жаль мужа вашей свояченицы?
— Семёна? — удивился Винокуров. — Совсем не жаль. Но что вы затеяли?
— Разумеется, что никто не будет его резать ради пасхальной мацы, — усмехнулся тот. — Жив останется, не беспокойтесь.
— И всё-таки хотелось бы знать...
— О, я слишком суеверен и боюсь сглаза. Если я раскрою вам свой план, то он наверняка провалится. Уж извините! — Кутайсов поклонился фрейлине, но поскользнулся и, чтобы удержаться на ногах, отчаянно замахал руками.
— Осторожнее! — воскликнула она, делая шаг вперёд и протягивая ему руку.
— Всё в порядке, — выпрямившись и вновь приняв устойчивое положение, заверил журналист. — В любом случае я прошу у вас обоих терпения и снисходительности и клянусь, что, как только начну действовать, вы первыми обо всём узнаете.
— А какого чёрта мы тогда встретились именно сегодня? — неожиданно рассердился Денис Васильевич, чувствуя, что остался в дураках. Кажется, этот лукавый прохвост Кутайсов заранее всё продумал.
— Ради взаимной симпатии, разумеется, — весело и словно бы не замечая его раздражительности, отвечал тот, — а также ради вечернего променада. Хотите прокатиться, мадемуазель? — обратился он к фрейлине.
— Но у меня нет с собой коньков.
— Я вам их раздобуду, если вы дадите слово сделать со мной пару кругов.
— Охотно.
— Тогда побеседуйте пару минут с Денисом Васильевичем, а я мигом. — Кутайсов, с силой оттолкнувшись, стремительно укатил в сторону бараков, оставив Винокурова и крайне щекотливом положении.
— Н-да-с, — не зная, что говорить, и стараясь не смотреть на Елизавету, пробормотал тот, — будем надеяться, что у господина Кутайсова всё получится.
— О, я в этом не сомневаюсь, — с неожиданным, неприятно удивившим его энтузиазмом отвечала девушка. — Мне вдруг так захотелось покататься.
— Вообще-то я имел в виду не коньки.
— Ах да, ну и это тоже.
После этого они надолго замолчали. Денис Васильевич неистово злился на самого себя, отчётливо понимая, что с каждой минутой теряет свои шансы на эротическую симпатию этой очаровательной девушки (а чисто человеческая симпатия его в данном случае никак не интересовала!), но чем больше он нервничал от сознания собственного бессилия, тем меньше мог что-либо придумать.
Наконец появился запыхавшийся Кутайсов, державший в руках пару белых дамских коньков.
— Садитесь на лавочку, — с ходу предложил он, — а я вас сам переобую. Кстати, слышали свежий анекдот? «Солдат должен дорого продать свою жизнь», — заявил поручик, беря за женой пятьдесят тысяч приданого.
Фрейлина засмеялась, отряхивая лавочку от снега и устраиваясь поудобнее. Стоило ей сесть и, немного приподняв узкую юбку, открыть стройную ножку с высоким подъёмом в сером шерстяном чулке, как Денис Васильевич не выдержал. Ему вдруг с обжигающим щёки жаром вспомнилась сцена в карете и та же самая ножка, но только в чёрном чулке.
— Желаю вам повеселиться, — сухо заявил он, кланяясь девушке и избегая вопросительного взгляда Кутайсова, который на мгновение даже прервал своё занятие.
— Напрасно вы сейчас уходите, — заявил журналист, пристально глядя на него.
— Мне пора.
— Прощайте, Денис Васильевич. — В отличие от Кутайсова, в голосе фрейлины послышалось плохо скрываемое облегчение, и это больно резануло ему сердце.
Оказывается, где-то в глубине его души живёт тот прежний, бестолковый и наивный, восемнадцатилетний ревнивец!
— До свидания, Елизавета Николаевна. — И он поспешно пошёл прочь, чувствуя себя при этом намного старше своих пятидесяти трёх лет.
Выйдя на набережную, Денис Васильевич кликнул извозчика и хотел было заехать в ближайший ресторан, чтобы хорошей рюмкой водки хоть немного ослабить сдавившую горло злобу, но потом всё же решил вернуться домой. И тут он вспомнил, что Елены там сейчас нет — она в Пассаже, где в одном из концертных залов проходила генеральная репетиция водевиля Казановы. Дурак Сенька Всё-таки уговорил его жену принять участие в этом спектакле.
— Езжай в Пассаж! — приказал он извозчику, после чего вновь полез в карман шубы за портсигаром.