— Сейчас он, вероятно, уже далеко... — И Винокуров пересказал тот памятный разговор, особо упомянув об удивительной духовной эволюции бывшего послушника оптинского старца Зосимы и нынешнего адепта «тайной доктрины» госпожи Блаватской — Алексея Фёдоровича Карамазова.
— Вы думаете, это всё искренне? — равнодушно поинтересовался Гурский.
— О да, уверен!
— Ну, дай-то Бог... Знаете, Денис Васильевич, но если буддизм действительно способен из бомбиста сделать мирного собирателя библиотек, то я готов завтра же направить Священному Синоду послание с предложением о новом крещении Руси!
— Почему крещении? Насколько я знаю, обряд посвящения в буддисты проходит несколько иначе.
— Это не важно. Главное в другом — для борьбы с чумой терроризма ж о средства хороши.
После этого замечания они замолчали и стали прислушиваться к выступлениям учёных. А на подиуме разыгрывался последний и, как обычно, жаркий спор между извечными оппонентами — профессорами Сечниковым и Ферингтоном.
— В своём недавнем интервью журналу «Логос», — с привычной запальчивостью говорил Иван Ильич, — мой уважаемый английский коллега вновь повторил своё утверждение о том, что тайна бессмертия таится в глубинах человеческого «Я». Именно поэтому изучение проблем физического продления жизни тела как носителя «Я» — чем, кстати, и занимался наш злодейски убитый коллега Богомилов! — должно идти рука об руку с исследованием человеческой психики. По мнению профессора Ферингтона, чем более развитым является самосознание, тем более совершенна обладающая им личность. И с этим можно было бы согласиться, если бы на вопрос о способах создания совершенной личности профессор Ферингтон не уклонился бы от ответа, заявив лишь, что такие способы существуют. Надеюсь, что я выражу общее мнение, если от имени всех учёных коллег попрошу его удовлетворить наше любопытство. — И Сечников сошёл с трибуны, уступив её англичанину.
После этого в зале воцарилась выжидательная тишина, которую после первых же слов доктора Ферингтона прервал всеобщий вздох разочарования.
— Увы, господа, — виновато улыбнулся англичанин. — В данный момент я не считаю возможным доводить до публичного сведения известные мне методы создания сверхличности за счёт минимизации сферы бессознательного и максимального развития чувства собственного «Я». Поверьте, коллеги... — Ферингтон был вынужден повысить голос, чтобы заглушить всё усиливающийся ропот недовольства. — Что у меня на это есть более чем веские основания. Однако, чтобы оправдать своё появление на этой трибуне, я предложил бы задаться несколько иным и, на мой взгляд, крайне актуальным вопросом, переводящим теоретические рассуждения в практическую плоскость. Вопрос этот таков: каким образом можно развивать рефлексию, то есть силу и глубину самоосознания человеческой личности? В том, что это крайне необходимо сделать, сомневаться не приходится — человек с высокоразвитой рефлексией, дорожащий собственным «Я», не станет террористом-смертником, не попадёт под власть тоталитарных сект да и вообще окажется неспособным на безумные поступки.
Доктору Ферингтону удалось добиться желаемого внимания — зал снова притих. Удовлетворённо улыбнувшись, англичанин понизил голос и продолжил:
— Первый из известных мне способов можно найти у современного испанского философа Ортеги-и-Гассета, утверждавшего, что наполнение одних и тех же идей разным образно-чувственным содержанием у людей разных эпох неизбежно должно сказаться как на их мышлении, так и на мировоззрении. Возьмём, например, понятие «Земля». Благодаря развитию средств воздухоплавания мы уже значительно расширили его горизонты, а представим себе, что когда-нибудь человечество сумеет добраться до Луны и уже оттуда взглянуть на нашу Землю! Разве вид собственного места обитания со стороны не изменит представления человечества о своём месте во Вселенной и не подвигнет его к саморефлексии?
Второй способ указал немецкий философ Фихте, когда предлагал своим слушателям. «Помыслите эту стену. А теперь помыслите себя, мыслящего эту стену». Иначе говоря, развивать рефлексию можно будет с помощью определённой системы умственных упражнений, заставляющих не просто думать над какой-то проблемой, но одновременно с этим контролировать и корректировать ход собственного мыслительного процесса.
И, наконец, третий способ я осмелюсь предложить от себя лично. Это — ирония, то есть умение критически взглянуть на себя со стороны. Именно ирония является едва ли не самым эффективным способом борьбы с любым окостенением разума, подавляющим свободное «Я» и порождающим фанатизм!
— А вы не задумывались над тем, что люди, больше всего на свете дорожащие собственным «Я», никогда не отважатся ни на какие решительные поступки, и развитие человечества постепенно зайдёт в тупик? — спросил Сечников.
— Напротив, — спокойно возразил Ферингтон, — просто люди станут рисковать жизнью не ради того, чтобы доказать, что их религиозные воззрения или какие-либо иные заблуждения являются наилучшими, а во имя по-настоящему важных вещей — вроде поиска истины и бессмертия!
— Можете упрекать меня в непатриотизме, — наклонясь к Денису Васильевичу, пробормотал Гурский, — но в данном споре я отнюдь не на стороне соотечественника. Хорошо бы познакомиться с господином Ферингтоном поближе.
— У науки нет границ и охраняющих их патриотов, — улыбнулся Винокуров. — Поэтому никаких упрёков вы от меня не дождётесь...
В этот момент диспут был прерван учёным секретарём конгресса — тощим и сутулым господином в очках, который вышел на авансцену и взволнованно заявил:
— Господа, господа, прошу минуту вашего внимания! В оргкомитет нашего конгресса из Стокгольма от Нобелевского комитета поступило экстренное телеграфное сообщение, которое мне поручили довести до вашего сведения. Оба наших уважаемых оппонента — и профессор Ферингтон, и профессор Сечников — выдвинуты на соискание данной премии за этот год в области физиологии и медицины. Поздравим же их, господа, и пожелаем обоим стать лауреатами!
Раздался гром аплодисментов, после чего в зале возникло настолько бурное возбуждение, грозившее перерасти во всеобщий хаос, что Ивану Ильичу Сечникову пришлось скомкать своё заключительное слово и как можно быстрее объявить конгресс закрытым.
Глава 29
ЖАЖДА МЕСТИ
— Нет, что ни говори, а хорошо приготовленная чечевичная похлёбка — это вкусная вещь, за которую не жаль и тридцати сребреников, — довольно заявил Кутайсов, отодвигая от себя тарелку и вытирая губы салфеткой.
— По-моему, вы что-то путаете, — усмехнулся Денис Васильевич. — Насколько мне известно, и то и другое служило платой: похлёбка — за право первородства, а сребреники — за предательство.
— Да? Ну, вам виднее. Я никогда не мог осилить Библию от начала до конца и до сих пор считаю её одной из самых скверно написанных и скверно отредактированных книг в истории мировой литературы. Видимо, это случилось потому, что у неё было слишком много авторов и редакторов...