Орден Казановы - читать онлайн книгу. Автор: Олег Суворов cтр.№ 21

Господин Розанов поясняет, откуда, по его мнению, берётся мрачность православия, выражающаяся в мрачных иконостасах или грустных церковных песнопениях. Православие верит в Бога скорбей и печалей, а не в Бога радостей и щедрот, иначе для чего же надо постоянно себя ограничивать — во время того же поста, например, — а не поощрять? Все радости жизни православие перенесло в загробную жизнь, поэтому как же туда не стремиться? «Доченька, иди в могилу заживо, и я с тобой», — заявила мать своей тринадцатилетней дочери, помогая ей забраться в раскоп. Ну и что вы на всё это скажете?

Денис Васильевич был изрядно подавлен, поэтому промедлил с ответом и лишь после некоторого раздумья заявил:

— Нынешние истово верующие напоминают мне африканских пигмеев, амазонских индейцев или австралийских аборигенов, поскольку все они живут не в современности, а в далёком прошлом человечества. Но неужели после этого случая вы действительно разочаровались в православии?

— И не просто в православии, но и в самом христианском Боге, мрачно отвечал Карамазов, — ведь если он есть, то всё дозволено! Можно организовывать Варфоломеевские ночи, устраивать террористические акты или закапываться живьём — вечная жизнь гарантирована! А вот если бы Бога не было и земная жизнь была бы единственно возможной, то как бы тогда повело себя человечество? Разумнее или безумнее? Вот вопрос, который меня теперь больше всего занимает. Но ведь последнее вряд ли возможно, ибо что может быть безумнее добровольного схождения в могилу?

— Что же вы теперь стали атеистом?

— Нет, для йот я слишком большой мистик. Сейчас я полагаю, что вопрос о Боге как первоначале всего сущего запредельно сложен для человеческого разумения, однако что касается спора религиозных конфессий о том, какая из них более истинна, то это — «человеческое, слишком человеческое», и святости здесь не больше, чем в спорах любителей скачек: какая лошадь придёт первой! Нет, я продолжаю верить в то, что помимо зримого, материального мира существуют и иные, духовные миры. Вы что-нибудь слышали о поисках Шамбалы или, может быть, читали сочинения госпожи Блаватской?

Денис Васильевич не успел ответить, поскольку в дверях появилась унылая фигура служителя дворца.

— Господа, заседания конгресса отложены, и сейчас сюда явятся уборщицы, — заявил он. — Не сочтите за труд покинуть помещение.

— Мы уходим, — кивнул Карамазов, однако стоило служителю удалиться, как он вновь обратился к своему собеседнику: — Ещё только два слова, Денис Васильевич. Собственно, чтобы это сказать, я вас и искал.

— Я слушаю, — насторожился Винокуров, не представляя себе, о чём может пойти речь.

— Дело в том, что из Европы я прибыл сюда на английском пароходе «Джон Крафтон», который наскочил на скалу в Ботническом заливе. Пассажиров эвакуировали на шлюпках, а пароход всё ещё сидит на скалах. Я со всею достоверностью могу утверждать, что он везёт оружие, купленное за границей для русских террористических организаций.

— Почему вы говорите это мне?

— Сам я в полицию обращаться не могу, а у вас, насколько я помню, в своё время был знакомый следователь.

— Да, и мы с ним только вчера виделись...

— Тем более. Расскажите ему об этом пароходе и считайте моё сообщение доказательством того, что Алексей Фёдорович Карамазов совершенно переменился.

— Хорошо, — кивнул Винокуров и хотел было встать с кресла, но собеседник удержал его за рукав.

— Только одна просьба. Подождите пару минут и позвольте мне уйти первым.

Денис Васильевич кивнул и остался сидеть. Дойдя до двери, Карамазов обернулся и со словами: «Надеюсь, мы с вами ещё встретимся», — исчез.

Винокуров ненадолго остался один, пытаясь собраться с мыслями, и, лишь когда в зал вошли уборщицы с тряпками и вёдрами, тяжело поднялся и покинул дворец.

Прежде чем направиться в особняк Рогожиных, Денис Васильевич заехал к следователю и пересказал ему только что состоявшийся разговор с Карамазовым. Макар Александрович воспринял его настолько серьёзно — «Тем более что до полиции уже доходили сведения о готовящейся поставке оружия», — что немедленно принялся звонить в управление береговой охраны и требовать катер. Денис Васильевич хотел было поделиться с ним своими впечатлениями о Карамазове, но вовремя понял, что Гурскому сейчас не до него, и ушёл.

Младшая из сестёр Рогожиных приняла его в гостиной, стоя возле окна за мольбертом. На ней было красивое голубое платье, замечательно оттенявшее её каштановые волосы, в которых, когда они попадали в лучи солнца, вспыхивали пленительные золотистые искорки.

— Какие-нибудь новости о Филиппе?! — воскликнула Елена, стоило Денису Васильевичу поздороваться.

— Увы, пока нет, — непонятно почему смущаясь, отвечал он, непрерывно сцепляя и расцепляя свои худые холодные пальцы, лишь бы дать рукам какое-то занятие. — Однако Макар Александрович не оставляет дотошных поисков и совершенно уверен в успехе.

Последняя фраза была явной ложью, поскольку в недавнем разговоре с Гурским имя Богомилова даже не упоминалось. Лгать Винокуров не любил и не умел, поэтому Елена сразу это почувствовала.

— Вы мне правду говорите? — как-то очень по-детски спросила она, вскидывая на Дениса Васильевича свои тёплые карие глаза, оттенённые загнутыми вверх ресницами.

— Можете не сомневаться, — заверил тот, подходя ближе. — Вы позволите взглянуть? — И он указал на мольберт.

— О, это пустяки, наброски... Я люблю рисовать и даже училась этому, но у меня нет никакого таланта. Впрочем, смотрите, если хотите.

— Насчёт таланта не знаю, — заявил Денис Васильевич, внимательно осмотрев акварельный рисунок, — в отличие от поэзии в живописи я совершенный дилетант, однако же вид вполне узнаваемый... Это ведь так называемая арка Нерона в Помпеях, не правда ли?

— Да, верно. Во время нашего свадебного путешествия мы с Филиппом много путешествовали по Европе. А вы тоже бывали в Помпеях?

— Конечно. Когда я жил в Швейцарии, то почти каждый год ездил отдыхать в Италию. Однако, на мой непросвещённый взгляд, вы, Елена Семёновна, ей-богу, неплохо рисуете!

— Да ну что тут рисовать! — с весёлой досадой воскликнула молодая женщина. — Сплошные прямые линии и одна дуга — только и всего! А вот что бы вы, интересно, сказали, если бы увидели свой портрет в моём исполнении?

— Что бы сказал — не знаю, однако портрет хранил бы как драгоценность, — улыбнулся Винокуров.

Елена внимательно взглянула на него, но промолчала. Оставив мольберт, она отошла в глубину комнаты, присела на диван и уже оттуда позвала своего гостя:

— При» вживайтесь, что же вы стоите?

Денис Васильевич неуверенно приблизился, опустился в кресло и немедленно сцепил пальцы, словно бы опасаясь того, что их нервная игра может выдать волнение, охватившее его наедине с этой очаровательной молодой женщиной, которая — и об этом постоянно приходилось напоминать себе! — являлась супругой его троюродного племянника, томившегося в заточении у каких-то злодеев.