— Нет, князь, — с улыбкой сказал Калокир, — империя лишь тогда стоит крепко, когда верна своим друзьям. Мы не обещаем золотых гор, а что обещаем — исполняем. Пример — твой дядя, с ним не ладили. А кто на том поживился?
Византиец выждал и ответил:
— Хазары. Не спеши судить, Владимир. Легко понять, ты связан с хаканом, хазары помогли войти в столицу! Но не отвергай дружбу! Если когда-нибудь у тебя случится беда и хазары не помогут, помни, есть великий Царьград! Подумай об этом... ты молод, поэтому осмелюсь сказать прямо, будь осторожен! Смотри, как бы помощники не превратились в господ, а ты не стал послушным орудием.
Разговор становился интересным, но Владимир уже замечал знаки Крутобора, призывающие к завершению встречи. Едва Калокир вышел, товарищ сообщил:
— Сваты вернулись. Рогволд убил Макара кинжалом. Безоружного. Слышишь? Сперва Рогнеда отказалась, мол, ты ей не пара, холопский сын. Потом уж князь взъярился, Макар ему мир предлагал, да не в добрый час.
Владимир молча подошёл к окну. Прижался лбом. Ледок ещё держится, покрывает стекло, как поверхность воды в полынье. К центру тоньше, по краям густо, крепко. Так же холодно стало на душе. Всё оборачивается против него. Надо воевать... снова впереди кровь и противоборство. Нет другого пути. Надо выступать на Полоцк!
День, не успев начаться, обрастал противоречивыми, тяжело совмещаемыми нуждами. Разговор с купцами да мастеровыми едва не вылился в новую свару, Владимир не любил, когда с ним разговаривают как с подростком, а купцы примерялись к нему именно так, мол, мы-то знаем, что почём, нас не проведёшь, так что изволь... вот изволь, как раз не устраивало юного князя. Ибо во всех бедах он винил не хазар, стоявших на княжеском дворе до последнего, а разбушевавшихся горлопанов, неведомо с чего собравших толпы.
— Что вы твердите о крови?! — гневно вопрошал он. — Или считать разучились? Кровь моего отца, убитого на ваших глазах, кто счёл?! Или вам неведомо, что князя убили? А скажите на милость, воевода Брус мог стать князем без крови? Все присягали б ему? Если да, то чего стоит ваша верность? Если нет, то сколько крови могло пролиться? Выходит время тихой воды миновало. Хватит спорить, давайте сообща стоять. И скажите мне честно: сколько оружья может изготовить Киев? Мне нужны и мечи, и щиты, и всё, что ратнику впору! Близится великая смута. Пора бы вам, мудрые отцы, понять: или мы выстроим державу, или погибнем. Что, не правда?
— А кто ж заплатит, князь? За сталь? — спросил купец, поведя рукой в сторону мастеровых, мол, мастеров хватает, а серебро где? — Придёт Ярополк и твои долги отринет?
— Я заплачу! — ответил Владимир. Ответил уверенно, как о решённом деле, хотя понятия не имел, где возьмёт нужные суммы. — Ярополк не поспешает к Киеву. Видно, в Царьграде теплей.
Во время завтрака обсуждали ближние планы, стараясь всё предусмотреть, ничего не забыть и, конечно, забывая многое. Свои ошибки Владимир списывал на усталость, ведь он действительно варёный, сам не знает, за что хвататься.
— Уходим на Полоцк, нынче же! — Он поднял руку, призывая к тишине. — Крутко, останешься здесь. И Ким тоже. Боюсь, если все уйдём, не вернёмся, запрут ворота! Держитесь! А нам нужно спешить...
— Сколько воинов оставишь? — спросил Крутобор.
— Твою тысячу. Зато к Полоцку выйдем с малой дружиной Претича, уведём недовольных. Думаю, в походе оботрёмся. Неполные пять тысяч не много, но и не мало!
— А сено? — подумал в голос Ким. — Сам знаешь, как ползут обозы... Ты не разобрался с казной, платить за припасы тяжело, но нужно. Пора следить за деньгами, не то растащат, князь! И Претича надо спросить, рать на нём!
— Ответит он, как же! — фыркнул Савва. — Был воевода, а стал кем? С чего он кинется помогать? Нет, это не дело.
— Что? — не понял Владимир.
— Не спеши с походом. Не горячись, — твёрдо ответил Савелий. — Рогволд не прост. Тебе бы с ним дружить, а не ратиться. Он, как и ты, за святое держится, за старые порядки, обычаи. Хочешь, сам поговорю с ним? Выиграешь время... подготовишь поход. Замёрзнуть в поле легко, да проку мало.
— А ведь верно, — поддержал Савелия Ким. — Гнев плохой советчик. Отложи поход. Укрепись у власти. Вон Претич да Митяй рады-радёшеньки, что так обернулось, а ты им город оставляешь? Что тысяча Крутобора против горожан? Сомнут.
Владимир не ответил. Прошёлся по горнице, приметив паутину в углу, прыгнул, смахнул рукой, как будто ничего важней сущей безделицы сейчас не было. Обернулся к друзьям:
— Макара похороним. Ты прав, Савва. Сам не знаю, за что браться. И всё криво выходит... Ещё не ведомо, что Улгар скажет.
Но наёмники не порадовали. Явились на зов, но после усмирения бунта не рвались в дорогу. Видно, снежные поля не радостны хазарам.
— Да, Владимир! — мягко кивает Улгар. — Деньги нужны. Воинам душу греет сущая безделица.
Хотя он говорил с почтением, Владимир понял, это не просьба, а пожелание всех наёмников, без оплаты не будет рвения. Ему княжество смысл жизни, им — лишь возможность наживы!
— Серебро будет! — сказал Владимир. — Если не успеем до Полоцка, то уж после...
— Нет, Владимир, найди сейчас, — умоляюще вскинул ладони Улгар. — Очень нужно... тебе поверят! За тобой пойдут! А иначе...
— Что иначе? — недружелюбно спросил Крутобор.
— Слыхали мы, как из Киева варягов провожали, в ладьях без весел! Слыхали... воин опасается обмана!
В горницу без стука вошёл Претич. Насуплен, сердит, привычно топорщит бороду, зло сжимая губы.
— С чего это мои воины выступают на Полоцк без воеводы? Владимир?
В наступившей тишине слышно недовольное сопение Претича. Владимир покосился на товарищей и пожал плечами:
— Ты же хотел уладить с Рогволдом мирком-ладком. Ан не вышло. Надо брать город. Иначе найдутся и другие, откажут в дани.
— Что ты мне толкуешь, как дитяти? Я спрашиваю, кто на челе пойдёт? Ты?
— Могу я. Хочешь сам вести ратников, веди. Мы подойдём позже. С деньгами разберусь, и выйдем... — Владимир недовольно поглядел на Улгара, но не стал объяснять Претичу суть неладов.
— И поведу, — упрямо заявил Претич. — Мы к походу давно готовы. Обозы сегодня же выйдут.
Едва Претич оставил молодых, Савва тихо расхохотался, прикрывая рот кулаком.
— Ты чего? — удивился Крутко.
— Ничего. Так. Мы боимся, что Претич город запрет, а он боится отдать Владимиру свою силу, дружина для него всё! Что он без дружины? Вот и выступит на Полоцк. Оказывается, можно и упрямца заставить плясать под свою дудку.
— Рано радуешься, — вздохнул Владимир. — Теперь начнём тянуть вожжи. Каждый в свою сторону. А дело предстоит занозистое.
Глеб исхудал до уродства. Ранее не замечал, а как отвели в баню, впервые за два месяца, глянул на свои мослы, на обвисшую кожу чрева, покрытую серебряными трещинами, и ахнул. Нет, полное брюхо тоже не шибко красиво, но хоть ядрёно, а тут? Колени выкатились громоздко, ногти свернулись и пожелтели, мужское богатство вяло, съёжилось от холода в предбаннике в желудёк, ей-богу меньше жёлудя. Порты свалились, и пошёл смрад. Обстирывать Глеба никто не торопится. Пленник и есть пленник.