Хазарский пленник - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Сумный cтр.№ 124

Август стоит в стороне, поглядывает для вида на снующих мальчишек, на девиц с оцарапанными коленками, те замечают его интерес, пересмеиваются. Щёки рдеют, глазки сверкают, если бы не старики, давно бы прилипли к Августу с вопросами, сами привечают, не противятся, не жеманничают, как киевлянки.

— Что, Тёмный, хороши девки? — улыбнулся Август и подмигнул смешливой.

— Не знаю, — отвечает Тёмный, опасаясь подковырки.

— А ты спроси у какой, где нож наточить? Или как попону подлатать? — советует Август, приглашая девиц к себе, словно согласие Тёмного уже получено.

— Да какой нож? — пугается тот. — Ты о чём?

— Не важно какой. Слукавь. Или не хочешь с девкой познакомиться?

А они уж подбежали, стоят рядышком, весело сверкают зубками, корчат рожицы старикам, что выговаривают им в спину. Должно, порицают за приветливость. Старики везде одинаковы.

Август принялся что-то толковать красавицам, изображая руками, да так ловко, что и слепой смекнёт, о чём речь. Потник надо подшить. Тёмному помочь. Девицы залопотали на своём, ухватили Тёмного за руку, чтоб куда-то вести, едва отказался. Долго не мог придумать, как показать им, что его место при князе, что он помощник и оруженосец. Август выручил, кивнул на солнце, на казаны, что устанавливают над огнём, мол, позднее. После обеда. Как солнце склонится. Убежали смешливые. На ходу озираясь, запоминая Тёмного, словно его можно с кем-то спутать. Здесь ведь подростков нет, все настоящие воины, все статные ратники, один он худой да мосластый.

— С чего это ты стал такой добрый? — спросил Тёмный, когда девицы отошли к старикам, внушительно хмурящим брови.

— Я добрый? — косится Август.

— А то. Сидел в Киеве, ни о чём голова не болела, а ты всё бросил, приехал выручать. А говорили, раньше служил Глебу. Владимир тебе чужой...

Он и сам не знал, зачем говорит Августу неприятное. Может, накопилось. Всю дорогу, когда бежали от людей Горбаня, злость искала выхода, да не нашла. Предательство всегда задевает за живое. А уж молодых в первую очередь. Только при чём тут мастер тайного наряда? Или как теперь говорят в городе, мастер сыскного дела.

— Голова не болела? Это ты загнул. А сказать как есть? Я много прожил, служил и купцам, и Глебу, видел правое и подлое. Того же Владимира едва не убил, так ведь и ты собирался? Но одно понял: хоть как живи, а смерть найдёт в своё время, её не минуешь. И счастье подлостью не добудешь. Денег — да, и то на время, а они скоро тают, как свеча в ветреную ночь. Так к чему держаться кривды? По совести проще. Понимаешь?

Тёмный не успел отозваться, как толмач их позвал, мол, хан просит, пора закусить, стол накрыт.

Стол так стол. Под трепещущим на ветерке навесом присели к скатёрке, здесь ведь без столешниц, без лавок обходятся. Но выбрать кусок послаще всегда можно, готовили женщины, старались. Тут тебе и гуси непонятные, тут и рыба, и баранина с пахучим чесночным соусом, и суп в горшках, тёмных от дыма, и лепёшки слоёные, и питьё, и изюм.

— Что, Тем, не исхудаем? — спрашивает князь и улыбается.

— Зачем худеть? — переводит толмач слова Тугара. — Мужчине сила нужна. Воину особо.

— Да не помешает, — соглашается князь. И добавляет, обращаясь к старому Боняку, что с улыбкой слушает разговор сына и Владимира: — О силе хочу говорить с вами. Вы скоро доберётесь до наших земель. Днепр — река великая. Торговая. Так вот... я много думал. Мы можем воевать за степь. Мы можем стать врагами, лютыми, вечными, которые делят землю, делят воду, спорят за каждый орех в лощине. А можем поладить. Вам нужно продавать баранов, овец, шкуры, в городах всё не лишнее. Возьмёте у нас металл, горшки, упряжь, крепкие возы и колёса, всё, чем горазды наши мастера. И зачем война? Не проще ли жить мирно? Породниться? Вот вам и сила. Два народа в мире — это сила. Ведь так?

— Что, Владимир, у тебя много врагов? — Спросил Боняк, осторожно обгладывая крепкое рёбрышко, видно, даже нежные хрящи ему уже не по зубам, оставляет собакам, виновато поглядывая на хозяина.

— Враги всегда есть. Но сейчас не враждуем. Даже наоборот, император Византии зовёт нашу дружину, помощи просит. Там свои распри, не знаю, что ответить. Мне своя земля важней, свои дела нужно уладить. Единства нет, вот в чём беда. Нет единства в народе. Сами видели, находятся изменники, тянутся к деньгам, предают, готовы служить каждому, лишь бы разбогатеть.

— Византия? Дружину? — удивился Тугар. И повернул голову к Боняку: — Отец?

Боняк покачал головой, осуждая чужие интриги, и вздохнул:

— А нам ромеи писали другое, советовали спешить к городам. Напасть можно, пока дружины нет, много добра взять.

— Напасть? Кто писал? — живо заинтересовался Владимир. — А впрочем, какая разница. Видно хозяина, у них всегда хитрости, всегда подлоги. Жнёт, где не сеял, а собирает, где не расточал. Вы мне одно ответьте: хотите мира на наших землях, чтоб дружно стоять против подлости?

— А кто хочет войны да беды? Или есть выбор?

— Выбор всегда есть. Пристать к печенегам, сообща грабить? Тогда и стада не нужно, мешает стадо, бежать мешает.

— Знаем печенегов, — ответил Тугар. — Встречали.

И по лицам степняков стало ясно, что встреча не принесла половцам радости.

— Нет у нас дружбы, верно ты говоришь. А как с вами? Дружба не вяленая баранина, загодя не приготовишь, с товарищем не поделишься.

Владимир кивнул и приложил руку к груди, кланяясь старшинам, Боняку и хозяину, склонившему голову к плечу хана, чтоб слышать толмача.

— Вы спасли мне жизнь, и мне чудится — неспроста, вижу в этом добрый знак судьбы. Потому и прошу у вас руки дочери, отдайте мне девушку, женой станет. А ещё одну сватаю за своего друга, он не воин, мудрец, стрела покалечила, но добрый человек и многое знает. Вот и будет меж нами кровное родство. А ещё предлагаю, кто из ваших молодцев вызовется, возьму в свою дружину. Я воинам плачу щедро. Тысячу не знаю, а сотен пять пристрою, найду каждому место и ратное дело! Кто останется в Киеве, детей родит, тем и быть мостом меж нами, мостом, что сближает берега разных народов. Как думаете? Сам видел, девушки у вас быстрые, с лошадью управляются, значит, и воина взнуздают. Вон, как бы моего Тёмку не окрутили.

Тёмка возмущённо вздёрнул голову, но общий смех не дал ему ответить. Вот вам и старики, все приметили, ничего от них не укрылось, и даже беглое знакомство с девками замечено половцами. Тугар смеётся, а ведь стоял далеко, с князем толковал.

Боняк усмехнулся и ответил князю:

— Девушки у нас честные, в том ты прав. Не прогадаешь. Жену найдём. И роднёй станем. Это хорошо.

Он медленно вытирал руки о полотенце, совсем не похожее на домашние рушники киевлян, потом поднял взгляд и спросил:

— Как нам знать, что не обманешь, Владимир? Сейчас всякий признает только единоверцев. Вон всюду кричат о Христе. У вас ведь тоже многие христиане. Ты рассказывал — в Киеве строят храмы. А мы не спешим хоронить своих богов. Не станем ли мы для вас чужими, и не станешь ли ты попрекать девушку? Византийцы зовут нас тёмными варварами!