Люди вокруг притихли, молча хватались за обереги, прислушивались, ожидая – не повторится ли? Жишига с Забавой стояли немного в стороне ото всех, но когда оглянулись, то при свете костров увидели застывшие фигуры с лицами встревоженными, но полными некоего благоговения. А еще Забава заприметила, что обычно степенный и уверенный в себе гусляр Добрян стоит, будто окаменев, и лицо его искажено от страха. Вот-вот, а ведь раньше не верил в Ящера. Теперь же поднял руку и сотворит тот же жест, что недавно и Неждан-Глоба делал, – коснулся лба, груди, одного плеча, потом другого. Словно крестом себя осенил.
Этот жест больше никто не заметил, все смотрели в сторону темного в ночи Ока Земли. Но потом люди стали переговариваться негромко – привычны уже были к подобным звукам.
– Что-то неспокоен он сегодня.
– Не только сегодня. Еще пары седмиц
59 не прошло, как он в ночи ревел.
– И чего разошелся? Не так много времени минуло с тех пор, как к нему Любляна с Калиной-красой отвели. Как раз на Всеведов день
60 это было. С тех пор и года не прошло, а вот же снова ревет, требует…
– И как это нашему Домжару не боязно в ночь туда отправляться?
Теперь, когда Ящер напомнил о себе, волхв Домжар вновь стал своим, защитником и другом. Пока люди переговаривались, Жишига увлек девушку прочь:
– Идем, идем, глупая, а то опомнятся и того и гляди вновь озлятся.
Забаве совсем не хотелось в поруб. Сейчас бы убежать, спрятаться в своей пристройке возле капища. Однако пошла за Жишигой, потому что сама хотела к Неждану.
В темном колодце поруба парень приблизился невидимой тенью и коснулся ее лица, провел пальцами по волосам, дотронулся до височных подвесок.
– Забава? О небо, отчего ты здесь, звездочка моя ясная?
– Они обижали меня, Неждан. Они на отца моего злы, а схватили меня. Как они посмели!
Девушка пыталась храбриться, но неожиданно заплакала. Он обнял ее, принялся утешать, поглаживая по голове. И Забаве вдруг стало все едино, кто он – Глоба ли, который давно погиб, или просто похожий на него парень с Днепра, забывший свое прошлое. Сейчас он приголубил ее так ласково, его объятия были такими нежными, теплыми. В темноте он коснулся виска Забавы легким поцелуем, потом задышал тяжело и хотел отстраниться. Но она не отпустила его, вскинула руки ему на плечи и стала целовать. О, она так любила целоваться, от этого кружилась голова и сладко ныло в груди.
– Любый мой… Кто бы ты ни был, я твоя.
Он сделал слабую попытку высвободиться, забормотал что-то невнятное. И вдруг стиснул ее так, что ей стало больно. Его била крупная дрожь, он задыхался. И целовал ее, целовал, как в лихорадке.
Забава, слабея, почти повисла на нем. Пусть делает все, что хочет… Что хочет она сама…
Она оседала, но он не дал ей упасть, а, наоборот приподнял, прижав, и она обвила его ногами.
Страсть туманила, желание было просто безумным, словно в священную купальскую ночь
61, когда можно все. Забава спешно подняла подол, позволила Неждану касаться себя там, внизу. Сама теребила его одежду, пробиралась к нему.
Потом она думала, что все произошло слишком быстро. Она только распалилась, а Неждан уже слабо вскрикнул и навалился на нее, содрогаясь. Она еще целовала его, когда он как-то вяло отстранился.
– Грех это… такой грех. А у меня слишком долго не было женщины. Я не устоял.
– Я не понимаю. Что ты говоришь?
Он оставил ее в темноте одну – растерянную и неуспокоенную. Но когда Забава потянулась к нему, отшатнулся и удалился. Насколько можно было удалиться в порубе, этом врытом в землю колодце со стенками из бревен, который служил узилищем. Три шага туда, три обратно. И все же он был так далеко, далеко…
Парень что-то шептал. Даже не видя его во тьме, Забава поняла, что он опять шепчет молитвы, даже представила его коленопреклоненным, опустившим голову на сцепленные руки. Не раскинувшего их навстречу богам, а словно хранившего некое божество в себе. Даже расслышала, как он говорит:
– И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим…
И это все? Его божество важнее ему того, что только что было между ними?
– Неждан!
Кажется, он опустился в противоположном углу. Молчал, не отвечая, и лишь когда она села и отвернулась, стал говорить. Хорошие слова он говорил – что она чудесная, что он всем сердцем тянется к ней, но не должен был проявить слабость. Дал понять, что он словно в силках у нее оказался и ему от этого худо. Неждан хотел бы, чтобы они стали парой по закону, чтобы только она одна была у него всю жизнь. И когда он увезет ее отсюда, когда она узнает, что можно жить в чести и по законам Бога, Забава станет истинной его половиной, духом и плотью единой.
Нечто подобное он говорил ей и ранее. Но отчего же сейчас так грустно? Забава к нему и в поруб пошла, а он твердит только о каком-то грядущем, а ведь она вот же, совсем рядом.
– Давай поспим, Неждан. Утро вечера мудренее. А когда вернется Домжар, все уладится. Отец со всеми справится.
Ах, уснуть бы сейчас и взаправду! И чтобы Неждан не сторонился, а обнял ее, чтобы она не дрожала от ночной сырости в этом подземелье, а знала, что он рядом, что он с ней, чтобы согрелась у него в руках…
– А что это был за звук недавно? – через время спросил Неждан. – Странный такой, жуткий. Я уже было подремывать начал, а тут это…
Забава ощутила глухое раздражение.
– Это наш Ящер. И если ты так и не вспомнил его… то тебе просто повезло. Моли же теперь свое божество, чтобы и на этот раз тебя миновала встреча с ним.
Глава 4
Той ночью Добрыня долго лежал без сна. Его разместили в большой избе местного старосты – почет оказали, – удобно расположили почивать на полатях, дали тканое покрывало с узором, а ночью к нему еще пару раз наведывались местные бабы, трясли за плечо, звали шепотком ласково. Это когда Добрыня от такого отказывался? А вот сейчас лежал, отвернувшись, спящим прикинулся, а сам все пялился на бревенчатую кладку стены перед собой.
Надо же, он слышал рык Ящера! Как после такого не поверить в россказни вятичей? До этого все больше думал, что это выдумки местных волхвов, дабы держать народ в подчинении. Даже жертвоприношения, как решил было Добрыня, являлись лишь показухой, чтобы люди не сомневались в присутствии Ящера. А самих жертв потом попросту продавали торговцам живым товаром на реках. Недаром тот же Глоба-Сава-Неждан был обнаружен в полоне у печенегов – значит, как-то попал в степи из вятичских лесов. А может, просто избавлялись от жертв, убивали на каком-нибудь алтаре за озером. Раньше такое было не диво, поэтому вполне допустимо, что в этой глуши и поныне кровавые ритуалы исполняют. Ну а людям говорили, мол, Ящер сожрал, после чего, насытившись, угомонился. Однако когда Добрыня сам услышал утробный рык Ящера… Да, там за озером явно обитало что-то. Не дух какой-нибудь, но нечто сродни тем злобным тварям из старых сказов, какие сам же любил рассказывать под перезвон струн. И то, что ведьма Малфрида участвовала в подобном… С матушки Добрыни такое станется, ей ничего не стоит запугать народ, чтобы власть иметь и чтобы ее саму не беспокоили и почитали.