— Идите, — отрезала девушка и повернулась к пустыннику: — Вы обещали рассказать о местных обычаях.
Его улыбка показалась Дэю злорадной.
* * *
Заснуть не получилось. Эта… храпела так, что стены тряслись.
Ну ладно, не храпела. Просто громко дышала. Но мне и этого хватало, чтобы вспомнить, как она заигрывала с Дэем. А тот и рад! Растекался масляной лужицей и улыбался, улыбался…
За эту улыбку убить хотелось. И одновременно — выть, что она предназначалась не мне.
Чтобы хоть немного прийти в себя, снова выпрыгнула в окно — у двери всегда кто-нибудь дежурил, а мне хотелось посмотреть на звезды. И успокоиться.
Луна светила ярко, но у самых домов стояла густая тень. Голоса, долетающие от колодца, заставили замереть.
— Ты забрал мой браслет! — мурлыкала женщина. — Чем расплатишься?
— Я его вернул!
Дэй! Это кому он свидание назначил? И, подобравшись чуть ближе, я превратилась в слух.
У колодца стояли двое. Дэй и женщина. Голая, как в первый день рождения. И ведь не боялась, что кто-нибудь увидит! Часть окон-то как раз во двор выходят. Интересно, откуда такая смелость? Местные женщины обычно кутались с ног до головы в тонкие яркие шали.
Но эта обращала больше внимания на собеседника, чем на возможных зрителей. Протянула руку, провела пальцем по его щеке:
— Я могу отдать тебе все сокровища мира! Золото. Серебро. Драгоценные камни…
Произнося слово, она делала шаг, обходя Дэя по кругу. Ладонь скользила по шее, груди, плечам… Бедра плавно покачивались, так что даже я не могла оторвать от них взгляда. Что уж говорить о Дэе!
— Ты ведь знаешь, какую власть имеют деньги… И сам станешь — властью!
— И что я должен отдать взамен?
— Ничего! — женщина легко вскочила на край колодца и скрестила ноги. — Абсолютно ничего. Только поклянись мне в верности.
— И все? — Дэй отвернулся, глядя на одну из дверей дома.
— И все, — женщина рассмеялась. — Ты сможешь купить любую, от служанки до королевы. У каждого есть слабости, — смех рассыпался маленькими серебряными колокольчиками.
— Но…
— Тс-с, — она прижала к его губам тонкий палец. — Тебе будут принадлежать все женщины мира… А ты сам — будешь моим!
— Значит, мне придется отказать от… — он снова посмотрел в сторону двери.
Ой, она же ведет в нашу комнату! Значит… Надежда вспыхнула и тут же погасла. Ари, не будь дурой! Дэй увивается за твоей соперницей, ты — в пролете!
От обиды из глаз брызнули слезы. Захотелось выскочить из своего укрытия, закричать, затопать ногами… Но это было глупо. О, Боги-родители, дайте мне терпения и сил пережить очередное разочарование!
В голове зазвучал строгий голос госпожи Ясо. Я не должна вести себя неподобающе! Да, подслушивать тоже некрасиво, но закатить после этого сцену?
И я осталась на месте, дрожа то ли от обиды, то ли от ярости.
Дэй же нарушил долгое молчание:
— Мне говорили, что пустыня полна тайн… Наверно, ты — одна из них. И ты… прекрасна. Но не прекраснее… её. Прости.
— Это отказ? — женщина не казалась удивленной и, дождавшись кивка, так же спокойно предупредила:
— Тогда ты умрешь!
Дэй только пожал плечами. От его улыбки веяло ледяным холодом.
Хлопанье крыльев смешалось с плеском воды, и ночная птица ринулась прочь. По лицу мазнули перья, оставляя царапину.
Я вжалась в стену, не смея пошевелиться. А Дэй подошел к двери и прислонился к ней лбом. А потом сполз на землю.
Умер? Нет, жив, слава Богам-родителям!
Осторожно, чтобы даже камешки не скрипели под ногами, я попятилась.
Пустынника сегодня не было. Жаль, хотелось расспросить его о том, о сем. Например, я так и не поняла, чьим подданным он собирался стать.
Но, глядя на звезды, подумала, что это неважно. Мы все здесь были пришлыми… Просто одни являлись ради развлечения, другие сумели полюбить эту землю от всего сердца. Мы — чужаки, они же…
Поймала себя на том, что улыбаюсь. Раздражение испарилось. По крайней мере, я знала, что стану делать, если экспедиция провалится. Останусь здесь. Будет нелегко, но я справлюсь.
— Ваше высочество! — из грез вырвал суровый голос командира. — Вы опять вышли через окно?
На востоке занимался рассвет. Кажется, я заснула прямо на улице, и теперь тело жаловалось после неудобного ложа; скамейка — плохая замена кровати.
— Простите.
Командир злился. А Дэй… на него смотреть бы жалко: бледный после бессонной ночи, какой-то осунувшийся.
Поймала себя на злорадстве, и тут же стало стыдно: ему же предсказана смерть! Та женщина… Ой, мамочки!
Только теперь до меня дошло, что она превратилась в птицу. Ночью, занятая собственными переживаниями, я не обратила на это внимания. А вот Дэй обратил. Захотелось подойти, успокоить… Но из дома появилась вторая принцесса, и он кинулся помогать с вещами.
Ну, сам выбрал!
Я повернулась к командиру:
— Простите. Моя соседка так храпела что…
Как ни плохо выглядел Дэй, по сравнению с Джеро он казался цветущим здоровяком.
— Может, останешься? — уговаривали друга парни. — Куда ты в таком состоянии?
Но тот упрямо мотал головой, не тратя силы на бесполезный спор.
Вывели верблюдов. Хватило не всем. Оказалось, верхом поедем только мы со второй Ари и воспитанники. Два верблюда повезут вещи, а еще один предназначался выбившимся из сил.
Но когда животных распределили, неожиданно появился их бывший хозяин. Он поискал взглядом и подвел ко мне того, белоснежного:
— Возьми, и пусть Пустыня будет к тебе благосклонна!
— Спасибо, но…
Мужчина скорчил такую мину, что стало ясно: отказаться не получится. И добавил:
— Она позвала тебя… как и всех нас.
На фырканье второй принцессы, неожиданно громко прозвучавшем в наступившей тишине, пустынник внимания не обратил. Только попросил прежде, чем уйти:
— Береги его, ладно?
Я могла лишь кивнуть.
Через четверть часа отряд выступил за ворота станции, как её тут называли, и двинулся вглубь пустыни по маршруту, который так старательно прокладывал командир.
37
На первый взгляд, не изменилось ничего. То же выцветшее небо, красновато-серый песок, смешанный с гравием. Изломанная холмами линия горизонта.
Но в то же время окружающее изменилось. Раньше все было четким и понятным, как фотография, сделанная бесстрастным репортером. Теперь же окружающее казалось плодом фантазии художника. Он мастерски смешивал краски, показывая малейшие нюансы оттенка — под тем холмом тени чуть гуще, а вон там из земли пробивается пучок жесткой травы.