– Филип!
Гнусавый голос Хорта вырвал ее из оцепенения и мыслей о Тедросе.
– Так мы договорились? – нагнал он ее, когда они повернули в сторону зала Зла.
Щеки Софи уже стали вишневыми от прилившей к ним крови. Агата ждала ее. От нее зависели жизни девочек, а она размечталась о своем почти-что-убийце?!
– Договорились, – поспешно сказала она Хорту, дергающему ее за штанину. – Ты должен помочь мне снова получить дежурство у Сториана.
– Вот это мой Филип! Ребята болтали, что прошлой ночью ты освободил Тедроса, но я знал, что это не может быть правдой. Тедрос поставил всех нас на кон на этом треклятом Испытании. Даже тебя. Меньшее, что мы можем сделать, – это преподать Принцу-Симпатяшке урок…
– Нет. У меня на этот счет свое мнение. Оставь его в покое.
Хорт замер как вкопанный:
– Так ты действительно освободил его прошлой ночью?!
Софи повернулась к Хорту, ее благородное лицо было холодно как лед:
– Даже не думай, что тебя это хоть как-то касается.
Хорт уставился на Филипа, будто тот только что ударил его ножом. Затем он сглотнул и выдавил улыбку:
– Н-н-но… Но мы же все еще лучшие друзья, да, Филип?
Софи притворно улыбнулась.
– Конечно, – сказала она и, не глядя на него, пошла дальше.
– Вот и славно, – снова затараторил Хорт, несясь за ней вприпрыжку. – Просто хочу быть уверен, что ты понимаешь, кто твой настоящий друг.
Софи отстраненно кивнула, стараясь сосредоточиться на Агате, Агате, Агате, но все равно она могла думать только о принце.
– В качестве нашего последнего урока перед Испытанием я решила приоткрыть для вас окошко в мою собственную историю, – сказала Эвелин Садер, ее голос звучал на весь зал Добра.
Агата и Эстер перестали шептаться и удивленно взглянули на сцену. Последним человеком, который, по их мнению, мог пролить свет на прошлое декана, была сама декан.
– Сториан так и не стал описывать мою сказку, но это упущение мы со временем исправим. Это история о моем спасении от дикого мальчика, который привел меня сюда руководить вами, – продолжала Эвелин, величаво возвышаясь над аудиторией. – И сейчас, впервые в истории, мы приоткроем завесу тайны.
Она пробежала пальцами по учебнику, открытому на ее кафедре, и ее страстный голос, уже не принадлежавший ее телу, прогремел на весь зал:
– Глава 28: Выдающиеся женщины-пророки.
Над страницей книги всплыло объемное призрачное изображение старой школы Добра и Зла, подернутое дымкой.
– Думаю, мы должны продолжить чтение, – пробормотала Агате Эстер.
С высоты своей кафедры декан улыбалась ученикам:
– Добро пожаловать в мою сказку!
Она подула на призрачную сценку, и та разлетелась на тысячи сияющих осколков, а затем осыпалась на девочек, шурша и сверкая. Агата прикрыла глаза от непереносимо яркой вспышки света и вновь почувствовала, что проваливается куда-то. Наконец ее ноги мягко коснулись пола. Она открыла глаза и обнаружила, что снова стоит в зале Добра, но трех ведьмочек и остальных девочек рядом не было. Теперь воздух в главном зале был прозрачным и плотным, словно мутноватая пленка; на стенах еще не было столько отложений соли и кальция, а скамьи были заполнены девочками в розовых сарафанах и мальчиками в синих костюмчиках всегдашников.
Агата взглянула на Эвелин, стоящую за деревянной кафедрой. Декан была на десять лет моложе, чем сегодня, ее открытое лицо светилось теплотой. Вот только трепещущие бабочки на ее платье были не синими, а красными.
– Давным-давно я преподавала в школе Добра, а мой брат Август читал лекции в школе Зла, – раздался ее голос из реального времени, рассказывающий историю.
Агата скептически нахмурилась. Профессор Садер в своей книге писал обратное – Эвелин преподавала никогдашникам, и то только потому, что он попросил Директора школы взять ее на работу.
– Но мой брат давно завидовал моей силе, – заявила декан, – и планировал обманом заполучить мою школу в свои руки.
Агата только сильнее нахмурилась. «Ложь», – подумала она. Но все же, когда она взглянула на симпатичных внимательных принцев и улыбающихся юных принцесс, поглощенных уроком, на какую-то секунду все это показалось… настоящим.
– Спустя какое-то время мой брат напал на меня и изгнал из школы…
Окно зала распахнулось, и зеленовато-коричневый туман ворвался внутрь, сметая учеников со скамей. Испуганные всегдашники ринулись к дверям, а туман, как лассо, обвил Эвелин и вытащил ее через окно вместе с красными бабочками, шлейфом тянущимися за ней…
– Но я поклялась, что вернусь после его смерти, – объявила Эвелин. – Я пообещала, что однажды девочки будут защищены от мужского вранья и жестокости…
Агата стиснула зубы, слыша, как кричат выбегающие из зала всегдашники. Сценка становилась все более реальной. Она вспомнила, как Доуви и Лессо на первом году ее обучения отзывались об Августе Садере как об одержимом и опасном человеке… Неужели он внес исправления в учебник черепахи, чтобы скрыть свою историю? Может, это он врал все это время?
Зеленые перья заполнили иллюзорный зал, и призрачные всегдашники ринулись сквозь них вон. Агата закрыла глаза, в ее голове все перемешалось, и она уже не могла понять, что происходит по-настоящему, а что нет…
Пока что-то совсем-совсем настоящее не коснулось кончика ее носа.
Агата открыла глаза и увидела белое лебединое перо, улетающее от нее сквозь дым и спасающихся бегством всегдашников. Оно двигалось в сторону стены с фреской в зале Добра.
Агата последовала за белым пером к мозаичному полотну, где был изображен Директор школы в серебряной маске. Над его вытянутой рукой парил Сториан. У стены перышко опустилось и вонзилось кончиком в нарисованного Сториана, будто перо для письма, готовое творить. Агата инстинктивно потянулась к нему, ее пальцы обхватили перо… Кусочек мозаики под пером вошел в стену и исчез. А затем еще несколько кусочков стены тоже исчезли, открыв небольшой проем, достаточный для того, чтобы туда мог проскользнуть человек. С бешено стучащим сердцем Агата прошмыгнула внутрь дыры…
…И обнаружила себя в слабо освещенной комнате с небольшой дверью из белого мрамора. Она приоткрыла дверь и увидела темный коридор с еще меньшей белой дверью, а за ней коридор – еще темнее с дверью еще меньше, темнее, меньше, темнее… Пока наконец она не оказалась вползающей на коленях сквозь крошечное отверстие в кромешную тьму.
Агата поднялась на ноги в холодной непроглядной темноте и обхватила себя руками, чтобы согреться. Она сосредоточилась на своем растущем страхе и тут же почувствовала, как кончик ее пальца стал нагреваться, а затем слабо замерцал.
– Где я? – прошептала она.
– В той части памяти Эвелин, которую она никому не хочет показывать, – ответил знакомый голос.