Снегири - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Димке cтр.№ 23

Надев простыню и взяв в руки крест, я двинулась к подвалу. Остальные, почему-то разбившись на пары, пошли за мной. Мелкий бегал вокруг, у него не было пары. Обычно его парой была я, но сейчас мои руки были заняты крестом. Медленно, в полной тишине мы приближались к подвалу, сумерки совсем сгустились, из подвала шел отчетливый запах плесени. Мне не было страшно, я была готова ко всему.

Тут кто-то дернул меня за руку, и я выронила крест. Передо мной стоял папа моего друга Саши и с ужасом смотрел на меня. Через какое-то время он смог выдавить из себя вопрос: «Что вы делаете?» Я подняла крест и все ему объяснила. Но в тот момент, когда мы собирались идти дальше, папа твердо сказал: «Дети, уже поздно, всем пора расходиться», после чего взял меня за руку и поволок домой. Я опять уронила крест, Мелкий его подобрал и схватил меня за другую руку. Во-первых, он не мог бросить меня одну, во-вторых, ему было страшно. По дороге домой я заплакала. Все было кончено. Бес тихонько хихикал в подвале.

Дверь нам открыла тетушка. «Вот, – смущенно сказал Сашин папа, – вы уж сами разбирайтесь». И поспешно удалился. Тетушка с немым ужасом взирала на нас. Я даже не пыталась утирать слезы, Мелкий сжимал крест. На шум из кухни вышла бабушка, а из комнаты – дедушка. Дедушке хватило одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. «Эльза, иди в свою комнату и перестань плакать», – сказал он мне. Мы с Мелким, не разуваясь, побрели к себе. Последнее, что я слышала перед тем, как Мелкий закрыл дверь, был суровый дедушкин голос: «Ну и кто дал этому ребенку Библию?» Мы не стали включать свет и сели на пол. Я продолжала рыдать. Мелкий, отложив крест, вытирал мне слезы простыней, гладил мою руку и говорил: «Не плачь, только не плачь, мы потом туда обязательно пойдем, я с тобой, я не боюсь, не плачь, лето ведь только началось, у нас еще будет время».

«Некоторые люди категорически не могут делать некоторые вещи», – с горечью думала я, сидя на стремянке и собирая облепиху. Мелкий примостился рядом со мной и занимался тем, что не менее категорически опровергало мои горестные раздумья, – болтая ногами, он читал стихи. Первое было естественно – очень сложно не болтать ногами, когда сидишь на стремянке, а земля далеко внизу, удивительно было второе. Когда Мелкий пошел в первый класс, мы столкнулись со следующей проблемой: он не мог ничего выучить наизусть. Мы проводили долгие и безрадостные часы, пытаясь справиться с этим. Все было безрезультатно, если, конечно, не считать результатом стойкую неприязнь к строчкам вроде «Зима… Крестьянин, торжествуя…», которая довольно быстро развилась у всей семьи, включая Найду и кошку. Выход из положения обнаружился случайно.

Как-то в середине сентября, когда мы с Мелким – точно как сейчас – сидели между небом, таким пронзительно синим, какое бывает только осенью, и землей, такой безлюдной и разноцветной, какая бывает только на дачных участках, когда все давно уехали, и собирали облепиху, я думала о том, как бы сделать стенгазету. Это было задание, которое нам дали молодые учительницы-практикантки. Они рассказывали нам про родной край. Это – одновременно – было не очень интересно и не очень правда. Не очень интересно, потому что, судя по их рассказу, в нашем краю все время что-то добывали, строили и боролись с природой. Не очень правда, потому что большую часть свободного времени мы проводили, лазая по заброшенному, поросшему травой и кустами заводу или недостроенным, но уже превратившимся в руины зданиям, про которые говорили, что, когда их достроят, это будет школа или поликлиника, но мы точно знали, что ничего такого не будет, потому что, сколько себя помнили, эти здания всегда стояли недостроенными и очень интересно разрушались. Так что мы точно знали, что в нашем краю ничего не строят и с природой не борются, а, наоборот, всячески увеличивают ее количество на дачах.

Ничего удивительного в том, что практикантки рассказывают именно это и именно так, не было. В школе всегда рассказывали вещи, которые никак не соотносились с нашим опытом и которые никак нельзя было применить на практике. Эти учительницы все равно нам нравились, просто потому, что ничем не напоминали нашу. Хотя, судя по их поведению, боялись ее не меньше нас. После того как практикантки закончили свой рассказ, а мы очень вежливо не задали им никаких вопросов, они, разделив класс на три части, дали задание сделать стенгазету. Наша стенгазета должна была быть посвящена Бодайбо, еще были Киренск и Мама. Судя по их рассказу, это были именно те места, где добывают, строят и борются.

Сначала мы хотели раздобыть открыток, на которых был бы этот город. Однако оказалось, что про него нет никаких открыток. За город стало немного обидно. Нам казалось, что про каждый город есть открытки, а то что же это за город? Кроме того, мы очень хотели сделать приятное практиканткам, и нам очень не хотелось, чтобы наша учительница потом отчитывала нас за то, что мы «ударили в грязь лицом». Поэтому решено было прибегнуть к помощи родителей и отправить их в библиотеку. Все имеющиеся в нашем распоряжении родители, а также большинство других родственников, работали в Политехническом институте, библиотека которого, как быстро выяснилось, не располагала исчерпывающей информацией об этом месте. Единственное интересное, что мы узнали из их коллективного доклада, было то, что первым каменным зданием в Бодайбо была тюрьма и что там расстреляли много людей. Это были не те факты, опираясь на которые можно сделать хорошую стенгазету. Так что я мучительно пыталась что-нибудь придумать. В тот самый момент, когда одна любопытная мысль пришла мне в голову, я осознала, что завтра понедельник. А значит – школа, а значит – домашнее задание, а значит – стихотворение, о котором мы просто забыли! Мы с Мелким ничего не выучили, и времени на это уже не было.

От ужаса я чуть не опрокинула свою кастрюльку с ягодами. «Мелкий, – сказала я, – плохие новости!» Мелкий с удивлением посмотрел на меня. Никаких плохих новостей в ослепительно тихий день, который может быть только тогда, когда мы вдвоем собираем облепиху, а вокруг совсем никого – кроме сосен, прохладно-оранжевых ягод, черно-белых сорок и хрустального света, быть не могло. В тот момент, когда я сказала: «Стихотворение!», Мелкий проделал то, что не удалось мне, – перевернул свою кастрюльку. После этого мы почему-то успокоились, слезли со стремянок и собрали ягоды. Все равно это был особенный день.

Наш год начинался весной, а весна начиналась тогда, когда бабушка доставала специальные ящики, заставляла ими все подоконники в доме и подтыкала шторы. Потом в ящиках появлялись зеленые росточки, они постепенно превращались в джунгли, сквозь которые пробивался изумрудный свет, и комнаты становились похожи на аквариум. Джунгли медленно заселялись: Мелкий размещал там своих солдатиков, а я – фигурки зверей. Каждый год мы придумывали сказки, а ящики с рассадой превращались в тропический лес, озеро или планету Венера. Заканчивалась весна в начале мая, когда мы впервые выезжали с ночевкой на дачу. В мае нашей главной обязанностью было белить яблони (и заодно – все, что попадется под руку, от скамейки до кошки) и жечь весенний костер. Яблони были исключительно нашей сферой ответственности, а с костром нам помогал дедушка, потому что мы стремились сжечь как можно больше совершенно ненужных, с нашей точки зрения, вещей. Летом мы с Мелким отвечали за сбор смородины – черной, красной и белой. Ее листья пахли летним вечером, накопившимся закатным теплом и чаем, который заваривала бабушка, пока мы рассказывали о том, что случилось сегодня, и что, как мы полагаем, непременно случится завтра. Осенью, когда наш год заканчивался, мы собирали облепиху.